- Тот, который
на «Ржавом Жнеце», это сир Томаш фон Глатц. А на «Варахиилле» - сир
Анжей Ягеллон по прозвищу Стерх из Брока.
Ответивший
Шварцрабэ не был монахом, кожа его была чиста. Да и не в характере
братьев-лазоритов было облачаться в расшитые коллеты с пышными
воротниками. Это облачение не могло скрыть необычайно дородную
фигуру, живот которой безжалостно выпирал под много раз чиненным и
штопанным бархатом. Вот ведь увалень, подумал Гримберт с мимолетной
брезгливостью, хотел бы я знать, сколько оруженосцев требуется,
чтоб запихать брюхо этого рыцаря в доспех?
- Хуго фон
Химмельрейх, странствующий рыцарь, - отрекомендовался Шварцрабэ, с
легкостью спрыгивая вниз и протягивая руку толстяку, - К вашим
услугам, сир.
- Фран… Сир
Франц Бюхер. К вашим!
От Гримберта не
укрылось замешательство юнца, как и легкая дрожь его пухлой руки в
цепкой хватке Шварцрабэ.
- Если не
секрет, сир Франц, сколько полных лет вы прожили на белом
свете?
Должно быть,
сиру Францу не раз задавали этот вопрос, его пухлые щеки осветились
изнутри румянцем.
- Достаточно,
чтобы быть посвященным в рыцари.
Лет семнадцать,
прикинул мысленно Гримберт. Сущий молочный поросенок. Человек,
посвящавший тебя в рыцари, или был в плохом расположении духа или
отличался редким остроумием. В Турине я приказал бы срезать с твоей
жирной спины два-три ремня, если бы ты только осмелился подойти с
тряпкой к «Золотому Туру». А тут - подумать только –
рыцарь!
Однако
Шварцрабэ, похоже, был далек от подобных мыслей.
- Не сомневаюсь,
сир Франц, не сомневаюсь! – он потряс руку толстяка, может быть,
излишне энергично, но с выражением искреннего восхищения на лице, -
Более того, уверен, что если бы нам пришлось сойтись в поединке, вы
бы задали мне славную трепку!
- Признаться, я…
Не очень-то опытен в поединке. Меня посвятили лишь год назад
и…
- Прискорбно,
что скромность не значится среди семи христианских добродетелей, -
заметил Шварцрабэ, - Иначе вы бы непременно стали ее земным
воплощением.
Румянец Франца
Бюхера стал гуще.
- Я… Мой доспех
стоит на правом фланге, второй с краю. Зовется «Стальная
Гора».
Взглянув в
указанном направлении, Гримберт лишь беззвучно выругался.
Сооружение, неудачно названное Францем «Стальной Горой», являло
собой немалое сходство со своим хозяином – нелепое нагромождение
брони и разномастных орудий, многие из которых, судя по всему, были
изношены настолько, что представляли собой скорее причудливое
украшение, чем инструмент боя.