Он возвращался к палаткам, когда почувствовал сзади движение. Не услышал, а именно почувствовал, оно было очень осторожным. Это заставило его резко развернуться и выставить руку, уводя в сторону торс.
Кисть, которую перехватил Тороп, принадлежала одному из дружинников Александра Ярославича. В ней был зажат длинный нож.
– Я хотел тебя проверить, – осклабился дружинник.
– Ага, – сказал Тороп. – Я понял.
Он улыбнулся, дернул кисть на себя, а другой рукой, локтем сильно ударил дружинника в предплечье. Кость хрустнула, и рука дружинника неестественно выгнулась. Тот даже не успел понять, что произошло. Он посмотрел на свою руку, а Тороп, все еще не отпуская ее, ногой вогнал зубы дружинника ему в рот. Захлебнувшись, тот упал в траву.
– Вот чего-то такого я и ждал, – сказал появившийся Даниил. – Ждал, да недоглядел. Извини, брат.
– Ничего, – сказал Тороп. – Я был готов к этому. Не забыл, выходит, княжич нам ни Юряту, ни Ратибора, ни сродственников своих.
– И этого не забудет.
– Бог ему судья…
– Лошадей я не расседлывал, – сказал Даниил. – А у княжичева коня подпругу подрезал. Поехали?
Скоро они уже плыли, переправляясь через Днепр.
Пьяный княжич не сразу их хватился. Да и хватившись, не стал догонять – эти двое могли принести ему гораздо больше неприятностей, чем он им. Александр Ярославич затаил обиду, уверив себя в том, что когда-нибудь они еще встретятся, и уж тогда он отомстит за все.
Пройдет много лет, прежде чем такой случай ему представится. А пока Тороп и Даниил держали путь на запад, в загадочную страну воинов – Ульмиганию, как ее называл Даниил, или Пруссию, как звалась она у других народов.
Литовцы спустили их на лодке вниз по Неману. Сделали они это нехотя, уступив мерцанию тяжелого рубля в руке Даниила. Река была широкой, спокойной и свободно катила воды сквозь нехоженые дубравы. Тороп уже не удивлялся тому, что земля здесь почти не обработана, а присутствие человека на ней незаметно. Пока проходили Литву, он видел, что народ ее живет бедно, без прихотей, довольствуясь тем, что давала дикая природа.
Торопу наскучили однообразно заросшие лесом берега реки, и он задремал. Разбудила его странная, нависшая в воздухе тревога. Гребцы, насупившись, вглядывались в левый берег, где за деревьями виднелись мрачные, массивные развалины из гигантских валунов. Взмахи весел стали реже.