– В таком случае я для начала его осмотрю, – понимающе кивнул врач.
Доктор Армандо приступил к осмотру. Серхио отошел в сторону и отстраненно, словно безучастно наблюдал за работой. Казалось, он был готов ко всему. Лаутаро прошел через руки и умы бессчетного количества лучших врачей всевозможных специальностей за эти казавшиеся Серхио бесконечными два года. Все производимые манипуляции были волей-неволей заучены им наизусть.
Общий осмотр: температура, давление, состояние кожи, ногтей и слизистых. Затем короткая оценка психического статуса: отсутствие сознательной речи, понимания, гнозиса, праксиса… даже по тому, как строчит Хавьер в своих заметках, Серхио понимал, каким будет следующий шаг, и, будто заскучав, отвернулся к окну.
Около получаса доктор упорно оправдывал статус лучшего невролога страны, уделяя пристальное внимание каждой детали: черепные нервы, чувствительность, двигательные рефлексы, сосуды… умело орудуя неврологическим молоточком и фонариком, он не оставил без внимания ни сантиметра тела безразличного к происходящему Лаутаро.
После необходимых процедур доктор Армандо произнес:
– Я хотел бы ознакомиться с медицинскими заключениями, составленными моими коллегами.
– Они на письменном столе по левую руку от вас, – сказал Серхио и указал взглядом на переполненный документами стол, – упорядочены по хронологии. Бездарь бриташка, что работал здесь до вас, смог их хотя бы аккуратно сложить.
Доктор облизнул засохшие губы и направился в сторону письменного стола. Однако, когда Армандо проходил мимо кровати, правой ногой он задел массивное изножье, что повлекло неминуемое падение на уже поврежденную руку. По иронии судьбы, комната, которая давно не слышала ничего, кроме трансляций концертов классической музыки, наполнилась истошным воплем врача.
– Твою мать! Святая Дева Мария, как же больно! Сеньор Гарсия, прошу, помогите мне встать! – кричал доктор.
Крики врача прошли сквозь уши Серхио, словно вода через сито. Все его внимание было приковано к сыну, голова которого повернулась в сторону Хавьера, а взгляд излучал предметный интерес к мукам, которые испытывал бедолага.
«Два года! Два долгих года внимание Лаутаро ничто не могло привлечь. Что сейчас происходит? – мысли Серхио бились друг о друга, как рой мух в закрытой банке. – Неужели? Нет, это какой-то бред!»