Он окончательно перебрался жить в огромный домище Кабана,
обустроив себе место на кухне, где стоял большой и удобный диван.
Есть, где прилечь, утомившись от дел праведных, холодильник и плита
рядом, насос воду из скважины исправно качает, и вон там есть
стена, у которой оружие прислонить можно.
Через четыре дня после магического взрыва и три после того, как
он остался один, из столицы поперли игроки. В основном они шли
поодиночке и были все какие-то жалкие и покоцанные. То ли от
давешнего взрыва пострадали, а потом дорогу наружу долго не могли
найти, а то ли в московской пустоши завелась новая жизнь, опаснее
предыдущей.
Дед Егор выслеживал их и привечал как мог, одаривая каждого
пулей в голову. А кому не хватало, того и двумя.
Был полдень, моросил мелкий дождь.
Дед Егор закончил копать яму, воткнул лопату в землю и взялся за
ноги очередного пришельца. При жизни тот очень смешно прыгал,
размахивал двумя кинжалами сразу и забавно мерцал, словно пытался
сделаться невидимым, но у него не получалось.
Но здоровье у него было совсем хлипкое, от одного выстрела
сложился. Дед Его спихнул покойничка в яму и было снова взялся за
лопату, как охотничье чутье дало о себе знать.
Чуйке своей дед Егор верил. Это даже не системное было, это с
давних времен, еще с тех пор, когда… Впрочем, на этой части памяти
деда Егора стоял гриф "совершенно секретно", и, хотя она и не была
заблокирована Системой, он и сам старался пореже в нее залезать.
Сейчас у него возникло чувство, что кто-то смотрит ему в спину.
Внимательно смотрит, и не факт, что не через прицел.
Дед Егор отложил лопату, юрким ужом соскользнул в яму,
приземлившись на спину пришельца, и выхватил из инвентаря свою
старую добрую двустволку, прокачанную уже аж до восьмого
уровня.
Человек в камуфляже и берцах сидел на заборе и держал руки перед
собой, повернув их ладонями к деду Егору. Показывая, что ничего в
них нет и никаких злых намерений их обладатель не
испытывает.
- Не стреляй, отец, - сказал человек. - Я свой.
- Свои все в земле лежат, ек-макарек, - сказал дед Егор. - Или
по другим мирам шастают. Да и не отец я тебе, больно уж у тебя рожа
неприятная, не могло от меня такое уродиться.
- Не кипешуй, отец, - сказал человек. - Может, раньше я тебе был
и не свой, а теперь все, кто не из этих, наши. А я не из
этих.