А я вот содрогалась над унитазом, проклиная его и весь мир вместе с ним.
Даже тогда мне казалось — все решаемо. Все поправимо. Он поймет и примет. Я не хотела, чтобы так, но ведь это не только моя ответственность!
Не принял.
По сути, не принял никто. Держу ли я на них зло за это? Если только немного, и то — остаточное, скорее как давно сросшийся перелом, который еще иногда пульсирует, реагируя на изменение атмосферноего давление.
А он меня не узнал…
Горько усмехаюсь.
Как такое возможно? Неужели я настолько изменилась, что узнать меня нереально?
Нет, думаю, дело тут в другом. В том, что он и не думал обо мне все эти годы. Просто вычеркнул меня из своих мыслей и продолжил жить счастливой жизнью, наполненной другими женщинами.
Я не искала информации об Иване Островском.
Город огромный, а я давно сменила круг общения и больше не отсвечиваю в тех кругах. Светское общество — это больше не про меня.
Не то чтобы это был мой выбор…
Об Иване, как и об Игоре, я не знала ничего, вот только пару месяцев назад наткнулась на новость в интернете, что Иван баллотируется в мэры. До этого все пятнадцать лет прошли словно под знаком вопроса.
Что ж, пусть все так и останется. Меня устраивает не знать. И жить свою тихую и спокойную жизнь.
Достаю из духовки запеканку с грушей, аккуратно отрезаю кусочек и кладу на тарелку, ставлю перед сыном. Тот моргает медленно и сонно потягивается.
— Чтобы все съел, — угрожаю ему лопаткой.
— Будет сделано, — вяло отдает мне честь.
Я сажусь напротив и тоже принимаюсь за завтрак.
— Я вчера с тренером говорила.
Стонет.
— Ты пропустил две тренировки.
— Вторую не по моей вине.
Пашка правда ответственно подходит и к школе, и к футболу, так что я понимаю, что здесь не желание тупо сбежать.
— Сегодня по-любому попаду на тренировку, не переживай, мам. — Запихивает в рот половину запеканки. — Ммм, фкуфно!
— Там еще осталось, — указываю на форму.
— Я доем! — заявляет гордо.
Отпиваю чай:
— Паш, мы вчера с тобой не поговорили.
Мы вернулись поздно, сил не было ни у кого. Я только спросила у Пашки, все ли с ним в порядке, на что получила ответ, что он страшно устал. Разговор решили перенести на сегодня.
— Ма, я все понял, правда. Я ошибся и больше туда не полезу. Сам виноват, зря я эту кашу заварил. Меня никто не обижал. Телефон вот только разбился случайно, но Иван Геннадьевич дал мне замену, а в остальном… прости, мам.