Тишина повисает между нами тяжёлая, давящая.
Но я не успеваю ничего добавить, потому что рядом раздаётся громкий голос:
— Виктория Андреевна! Можно пару вопросов?
Я вздрагиваю.
Разворачиваюсь и вижу журналистов.
Чёрт.
Я не была готова.
Они тут же окружают нас, подсовывая микрофоны.
— Виктория Андреевна, как вы относитесь к тому, что Максим Волков подался в политику?
— Почему вас так долго не было видно?
— Вы были за границей по личным причинам?
— Правда ли, что вы развелись?
Я чувствую, как Максим напрягается рядом.
Он больше не смотрит на меня.
Теперь он смотрит на журналистов.
И этого хватает, чтобы они осеклись.
— Без комментариев, — бросает он холодно.
Но они не унимаются.
— Виктория, но вы так и не ответили! Вы поддерживаете политические амбиции господина Волкова?
Я пытаюсь собраться.
— Я…
Но Максим берёт меня за локоть.
— Мы уходим, — говорит он спокойно, но в голосе звучит сталь.
И прежде чем я успеваю возразить, он ведёт меня к машине.
Он открывает дверь, помогает мне сесть, сам обходит машину и садится за руль.
Журналисты остаются сзади.
— Ты хочешь мне что-то сказать? — спрашиваю я тихо.
Он сжимает руль.
— Позже, — отвечает он.
И заводит машину.
3. Глава 3.
— Куда мы едем? — мой голос звучит тише, чем хотелось бы, почти теряется в шуме мотора, но в нём всё же проскальзывает осторожность, дрожащая, как тонкая нить, готовая оборваться.
Я сжимаю пальцы на коленях, чтобы скрыть, как они дрожат, и чувствую, как ребёнок внутри меня шевелится — лёгкий толчок, будто он тоже ждёт ответа.
Максим не сразу отвечает.
Его руки уверенно лежат на руле, пальцы чуть сжимают кожу обивки, взгляд сосредоточен на дороге, а челюсть напряжена так, будто он скован собственными мыслями.
Я знаю этот взгляд — он всегда появлялся, когда он сдерживал бурю внутри, когда слова застревали у него в горле, как камни.
Он молчит, и тишина между нами становится густой, тяжёлой, почти осязаемой.
— Домой, — наконец коротко бросает он, не глядя на меня, голос низкий, хриплый, как будто говорит через силу.
Грудь сдавливает от этих пяти букв. Они врезаются в меня, как осколки стекла, острые, холодные, и я задыхаюсь.
Домой.
Но где теперь этот дом?
В ту квартиру, что досталась мне после развода, я так и не переехала. Она чужая, безликая, словно чистый холст, на котором нет нас — нет его запаха, нет Роминого смеха, нет тех вечеров, когда мы были вместе.