— Всем пассажирам подняться на борт! Готовимся к отплытию! — раздался усиленный магией голос с нашего корабля.
И Анжелика первая направилась к трапу. А двое громил резво похватали из тележки чемоданы, неведомым образом умудрившись взять сразу по три штук в обе руки, и поспешили за ней.
Я, не прощаясь с министром, тоже отправилась на борт, но успела расслышать вопрос генерала:
— Возможная будущая супруга? Это что-то новенькое...
Не стала даже слушать, что ответит Горский. Почему-то чувствовала неловкость из-за его заявления и предчувствовала, что придется ответить на неудобные вопросы Оболенского. Я действительно подписала договор, в одном из пунктов которого чётко прописано: в случае неудачной экспедиции я обязуюсь стать женой министра. Ну а что мне оставалось делать, если он только на таких условиях на сделку согласился? Впрочем, в себя я верила и отчаиваться не спешила.
— Ваш билет, — едва я ступила на палубу, попросил дежурный матрос.
— Это со мной, — раздалось за спиной.
Оболенский быстро меня догнал и ступил на палубу следом.
— Прошу прощения, генерал, — вытянувшись в струнку, выкрикнул матрос. — Ваши каюты на верхней палубе. Пятнадцать и шестнадцать! И еще капитан просил передать приглашение на обед. Он будет вас ждать в своей гостиной к пятнадцати часам.
— Будем, — коротко ответил генерал и, обойдя меня, направился к лестнице, ведущей на верхнюю палубу.
— Так уверенно идешь, как будто часто приходилось плавать. Много раз бывал на Древнем пласте, Оболенский? — вдруг с чего-то решил заговорить мой дух с угрюмым генералом.
Наверное, соскучился по мужским беседам. А то ведь он только со мной да со мной.
— Не обращайся ко мне. Я не буду с тобой болтать, — нелюбезно огрызнулся генерал.
А я вдруг за предка обиделась.
— Зачем вы так? Он же ничего такого не сказал. Вам трудно просто ответить? — спросила с упреком.
Генерал уже поднялся на пару ступенек, но остановился и развернулся ко мне. Он и так выше меня ростом, а сейчас вообще глыбой навис. Я поджала губы и добавила во взгляд льда, не подавая вида, что внутри все трясется.
— Меня и живые раздражают, а болтливые духи и подавно. Слишком много их вокруг.
Я ахнула.
— Но почему вы вообще их слышите и видите?!
— Понятия не имею. После проклятья все началось. Я потому и удалился в глушь от всех подальше, что в городе этих духов слишком много. Болтают и болтают. Бесят! — прорычал Оболенский недовольно и, развернувшись, продолжил подъём.