— Что тут происходит? — выкрикнул вот этот вот из службы исполнения наказаний, когда, затащив меня в камеру и зайдя сам, увидел, как брюнет пинает в живот ногой толстяка. А пинал тот от души, не жалел силушки богатырской.
— Так его! — вскрикнула я, не удержавшись, и вскинула свободную руку, в которой все еще сжимала странный артефакт. И, кажется, только мой возглас заставил брюнета остановиться.
— Господин Ллойс, помогите! — Жирдяй пополз к державшему меня мужчине на четвереньках. — Я пришел навестить племянницу, а тут этот ненормальный…
— Что тут творится? — устремив взгляд на моего спасителя, обескураженно спросил тот, кого «мой дядя» назвал Ллойсом.
— Это же твоя тюрьма, господин Ллойс, — с усмешкой выдал желтоглазый. — Вот ты и объясни, что тут творится. У тебя в уставе изнасилование в качестве воспитательных мер прописано?
О, мне все больше нравился обладатель мелодичного голоса. Одного гада сапогом уважил, другого словом припечатал. Ну красавчик же! И красавчик не только в переносном смысле, но и в прямом. Такой широкий и уверенный разворот плеч, такие мышцы, что открыла созданная жирдяем прореха в рукаве рубашки… Способен вызвать эстетическое удовольствие, ничего не скажешь.
— Что? О чем ты? Как ты вообще в камеру попал? — растерялся Ллойс и, высунувшись в коридор, закричал:
— Берает! Берает! Где тебя алайка носит!
— Я здесь, господин начальник. — В проходе появился тот самый служивый, который и пустил жирдяя.
— Где был? — рявкнул на него Ллойс.
— Так это… по малой нужде отошел, — заявил стражник.
— Да у тебя парень, видимо, бочка в животе, — снова хмыкнул желтоглазый. — Притом наполненная до краев…
— Она выросла там под действием монеты, что ему этот дал! — встряла я и указала на толстяка, что по-прежнему сидел в ногах у начальника тюрьмы (фу, пресмыкающееся!).
— Бер-р-р-рает! — прорычал Ллойс на своего подчиненного, и глаза его тоже загорелись, только холодновато-белым сиянием. У них у всех здесь диодная подсветка в глазах, что ли? Ужас!
— Господин начальник, качарская колдунья попутала! Простите Вассары ради! — залепетал служивый и тоже плюхнулся на колени, прямо рядом с «дядюшкой».
Мой спаситель вздохнул, провел машинальным движением по шее и тут же напрягся. Его взгляд заметался по камере, явно что-то разыскивая. Не надо было быть большого ума, чтобы не сложить эти два и два.