Мы с ним не виделись семь лет. С момента как я ушла из его дома, ни разу не списались, он и в больницу ко мне не пришел. А я ведь ждала, все в окна поглядывала, спрашивала у медсестер, в лицах прохожих искала его. Но… тщетно. Сперва казалось, что Соболев не мог узнать обо мне и пожаре, однако в разных пабликах писали про мой дом, про короткое замыкание… В новостях говорили. Я почему-то уверена, Руслан знал, просто не посчитал нужным навестить меня.
Поднимаюсь с кровати, подхожу к зеркалу, повернувшись боком в ночной сорочке. На предплечье шрам, на локте и на бедре. Ожоги. Под одеждой их не видно, да только от воспоминаний никуда не денешься.
Щелкнув свет, уже хочу лечь спать, как неожиданно в дверь начинают звонить. Раз. Два. Три. Так настойчиво, что я пугаюсь. Подхожу на цыпочках в коридор. В дверь уже стучат с кулака, и каждый стук отдает глухим ударом сердца о ребра. На меня вдруг накатывает паника, да такая, что силы будто покидают ноги. Последний раз мне было так страшно в ту ночь, когда случился пожар.
Телефон, который я на всякий случай взяла с тумбы, крепко сжимаю в руках. Боюсь. Чертовски боюсь. Может полицию вызвать надо? Не будет ведь нормальный человек ломиться так поздно в чужую квартиру. Делаю вдох, он выходит каким-то болезненным, рваным, аж легкие горят кажется. Я одна. Совсем одна. И помочь если что – некому.
– Кристина, – раздается мужской голос по ту сторону. Хрипловатый, будто пьяный. – Кристина, открывай. Давай поговорим.
6. Глава 6
Становлюсь на носочки, смотрю в глазок, хотя, итак, понятно, кто там. Уж узнать Германа я могу в любом состоянии. Галстук у него приспущен, несколько верхних пуговиц расстегнуты, на ступеньках стоит бутылка пива, пустая или нет – невидно.
– Кристина, открывай! – кричит он, и снова бьет кулаком в железную дверь. Раз. Два. Три. И не жаль ему своих костяшек, собьет же.
Качнув головой, облокачиваюсь о стенку и шумно вздыхаю. Паника медленно отпускает, но я все равно дрожу. Если уж о принципах жизни Германа не смогла узнать за семь лет, чем черт не шутит, что я вообще этого человека плохо знаю. Если бы он уважал меня, вряд ли бы решился на такой концерт. Ведь и соседи слышат, потом языками чесать будут, и мне мягко скажем неприятно эта сцена. Неужели нельзя было подождать день или два, дать мне время? К чему эта спешка? Что и кому он хочет доказать?