Вот сейчас, именно сейчас Марфа была мне необходима с этими её словами о жизни, о её ценности. Все нехорошие мысли, которые я так упорно отгоняла, тёмными птицами слетелись в душу, начиная клевать и терзать изнутри.
Я вдруг вспомнила, что мне теперь девятнадцать лет. Девятнадцать, а не около семидесяти. И мне ещё жить всю жизнь.
А жизнь, будто стараясь сделать мне ещё больнее, ещё страшнее, не стала дожидаться, когда я приду в норму, и подложила ещё одну свинью в виде нарисовавшегося гостя.
В дверь настойчиво постучали, когда солнце закатным светом от горизонта залило всё вокруг золотом. Я любила этот «золотой час». Время перед закатом было поистине волшебным и способно было любую грязь, любые колдобины на дорогах украсить так, что та представала прекрасными барханами золотого песка. Этот свет творил чудеса и с лицами: делал кожу матовой, ровной, высвечивал в нужном ракурсе.
Такими вот вечерами жизнь казалась сносной даже в самых чудовищных ситуациях. И мои упаднические мысли уже начали было отступать. Но…
Марфа, выглянув в окно, побледнела:
— Барышня, это Аркадий Петрович, - прошептала она, словно давая мне решить: открывать двери или не стоит.
Я замерла. Это имя было знакомо, но я все никак не могла понять откуда?
— Открывай, - приказала я Марфе, вспомнив, что так зовут моего отверженного жениха.
Экономка, как мне показалась была чрезмерно взволнована. Или испугана? Неужто он настолько чудовище? Ну, если он и расстроен, то увидев меня нынешнюю, думаю, не будет особо горевать.
Чуть замешкавшись в прихожей, на пороге гостиной появился мужчина. Хорошо, что один, без компании. Если бы явились несколько человек, мне пришлось бы соображать: кто из них жених.
Аркадий Петрович возвышался в дверном проёме - статный мужчина лет тридцати. Безупречно уложенные тёмные волосы, правильные черты лица, которые не портило даже снисходительное выражение лица: правый уголок рта был чуть приподнят в ехидной улыбке.
Дорогой сюртук сидел безупречно, выдавая привычку одеваться у лучших портных. Серые глаза нежданного визитёра смотрели пристально, изучающе, как бы пытаясь найти в моем лице прежнюю Веру. В этом взгляде сквозило что-то собственническое, отчего становилось не по себе. Холёные руки с длинными пальцами и печаткой на мизинце нервно теребили трость с серебряным набалдашником.