А позже меня стали называть Страшилище. Вместо Алисы я стала вот этим.
И только перед выпускным классом, когда родители узнали подробности моей школьной жизни, мы переехали, чтобы начать новую жизнь. А я попала в золотые руки лицевого хирурга.
А еще через пару лет шрам стал белым, тонким, как линия, проведенная иглой. Я выучилась в университете, стала опытным биологом. Темой диплома и направлением дальнейшей работы косметологом стало изучение новых растений. Я хотела трудиться в поисках лучшего результата после таких операций, как моя
Множество разработанных мною кремов, сывороток, пластырей и даже таблеток на основе трав помогают женщинам всего мира. Но когда мне пришлось поехать в родной город, встретив одноклассника, услышала:
— О! Алиска! Неужто это ты, Страшилище? Тебя не узнать!
Вот так. Ты можешь стать даже космонавтом, открыть новые планеты, завести дружбу с инопланетянами или покорить Эверест, но если в школе была Страшилищем, останешься им навсегда.
Память с большой охотой открывала мне всё новые и новые воспоминания из того ужасного времени. А я смаковала их, как красный острый перец, зная, что они нанесут только новые раны. Но, видимо, это нужно было пережить.
И очень «кстати» я недавно начала присматриваться к себе, хоть до этого и была спокойна как столб. Просто… теперь я понимала, что это я - Алиса из двадцать первого века, а не другая девушка Вера — из девятнадцатого.
Это я. Теперь это моя жизнь, моя судьба, теперь это моё лицо. И мне снова быть Страшилищем!
— Верочка, голубушка, - голос Марфы выдернул меня из мыслей. Я повернула голову. Она стояла в дверях.
— Что? – сухие губы трескались, лицо сводило от сухости. Мы смазывали его три раза в день маслом. Но сегодня мне было не до этого.
— Прости меня, девочка. Я не хотела, чтобы он вернулся. Поэтому написала, что не хочу выходить замуж за самовлюблённого павлина. А ещё написала, что он смеётся, как курица и …
— Жестокость рождает только жестокость, Марфа. Не нужно было этого делать. Когда ты описала его мне, я решила написать именно так. Потому что эти люди ранимы. И потом они приходят и ровняют тебя с землей.
— Нужно подняться. Ты лежишь уже второй день.
— Нет. Я пока не хочу. У меня нет ни сил, ни желания. Если ты тяготишься мной, можешь быть свободна, - я говорила как робот, а думала совсем о другом: здесь нет операций на лице, здесь никто не избавит меня от этих красных шрамов. И они куда страшнее, чем мой единственный, который при желании можно было прикрыть прической, платком, покрыв его плотнее.