Меня там не было.
Я повел отряд проверенных воинов к дому Эдвульфа, туда, где оставшиеся враги спешно седлали коней. Один из датчан, голый ниже пояса, скатился с вопящей женщины, обернулся и, увидев наше приближение, метнулся в сторону. Смока, мой жеребец, замедлил бег, и этот человек снова увернулся, но Смока не нуждался в указаниях седока, и Вздох Змея – мой меч – угодил датчанину в голову. Клинок застрял в черепе, и умирающего протащило за мной. Кровь брызнула мне на руку, а потом наконец дергающееся тело упало.
Я пришпорил коня, уведя большинство своих людей к востоку от поселения, отрезав таким образом путь к отступлению выжившим датчанам.
Финан уже послал разведчиков к южному гребню холма.
Почему, подивился я, датчане не выставили часовых на вершине холма, откуда мы заметили беженцев?
Впрочем, в те времена было столько мелких стычек! Датчане Восточной Англии совершали набеги на пахотные земли близ Лундена, мы платили им той же монетой, ведя своих людей вглубь датской территории, чтобы жечь, убивать и грабить.
Официально между Альфредом Уэссекским и Восточной Англией царил мир, но голодный датчанин не замечает слов на пергаменте. Человек, которому нужны рабы, скот или просто приключения, отправлялся в Мерсию и брал что хотел, а мы ехали на восток и делали то же самое.
Мне нравились такие набеги. Они давали возможность тренировать молодых воинов, позволить им увидеть врага и скрестить с ним мечи. Ты можешь муштровать человека год, вечно заставлять его практиковаться в искусстве владения мечом и копьем, но за каких-то пять минут битвы он научится куда большему.
Тогда случалось столько схваток, что я забыл большинство из них, однако ту, у дома Эдвульфа, я помню. Вообще-то, стычка была пустяковой. Благодаря беспечности датчан у нас даже не было раненых, но, когда все закончилось и мечи вернулись в ножны, один из моих людей позвал меня в церковь.
То было маленькое строение, рассчитанное не больше чем на пятьдесят или шестьдесят человек, живших вокруг господского дома. Церковь возвели из дуба, покрыли тростником. На крыше – высокий деревянный крест. Грубой работы колокол свисал с западного фронтона над единственной дверью, в каждой стене имелось по два больших окна с деревянными решетками, сквозь которые струился свет. Свет озарял толстого человека: его раздели донага и привязали к столу, – полагаю, стол этот служил алтарем. Мужчина застонал.