– Они не выжили, – медленно проговорила мама.
Этого не происходило. Этого не могло происходить. Что-то скользкое и ужасное начало подниматься к горлу.
– Как? Как они погибли? – ухитрилась выговорить я.
– Здание рухнуло, – спокойно проговорила мама.
– Как?
– Это было старое здание, Мара. Ты же знаешь.
Я не могла говорить. Конечно, я знала. Когда отец, закончив юридический факультет, переехал в Род-Айленд, он представлял семью мальчика, которого завалило в этом здании. Мальчик погиб. Даниэлю запрещалось туда ходить. Хотя не то чтобы мой идеальный старший брат когда-нибудь туда сунулся. Не то чтобы я когда-нибудь туда сунулась. Но по какой-то причине я все же это сделала. С Рэчел, Клэр и Джудом.
С Рэчел. С Рэчел.
Мысленным взором я вдруг увидела, как подруга храбро входит в детский сад, держа меня за руку. Как она выключает лампы в своей спальне и рассказывает мне свои секреты, после того как выслушала мои.
У меня даже не было времени, чтобы уяснить смысл слов «Клэр и Джуд – тоже», потому что имя «Рэчел» заполнило все мои мысли. Я почувствовала, как по моей горячей щеке скатилась слеза.
– Что, если… Что, если ее тоже просто завалило? – спросила я.
– Милая, нет. Их искали. И нашли…
Мама замолчала.
– Что? – потребовала я пронзительным голосом. – Что нашли?
Мама рассматривала меня. Изучала меня. И ничего не говорила.
– Скажи мне, – почти истерически потребовала я. – Я хочу знать.
– Нашли… останки, – неопределенно проговорила мама. – Они мертвы, Мара. Они не выжили.
Останки. Части тел, имела она в виду.
В животе моем колыхнулась тошнота. Хотелось чем-нибудь заткнуть желудок. Я пристально уставилась на желтые розы от матери Рэчел, потом крепко зажмурилась и поискала в голове воспоминания, любые воспоминания о той ночи.
Почему мы туда пошли. Что мы там делали. Что их убило.
– Я хочу знать все, что случилось.
– Мара…
Я узнала умиротворяющий тон и сжала в кулаках простыни. Мама пыталась меня защитить, но вместо этого мучила.
– Ты должна мне рассказать, – умоляюще сказала я.
Горло мое было словно забито золой.
Мама посмотрела на меня стеклянными глазами. Лицо ее было лицом убитого горем человека.
– Хотелось бы мне, чтобы я могла рассказать тебе, Мара. Но ты единственная, кто знает.