– Правильно, – согласилась Арьята. – Но когда я наконец дождалась его в холле, господин князь появился со стороны черного хода. Был расхристан, блаженно доволен и цитировал японскую любовную поэзию. Заявил, что сейчас он в душ – и спать, а меня отправил к тебе. Думаю, уточнять, где он пропадал и чем занимался, не нужно? – невинно похлопала глазами ведьмочка.
– Угу. – Княжна исчезла за дверцей шкафа. – И в этом весь Эрик: он никогда не допустит, чтобы какой-то воскресший священник испортил ему свидание с любимой женщиной… Ладно, пойдем для начала завтракать, – пригласила Анна, на ходу застегивая жилетку.
– А тренировка? – недоуменно вздернула бровки Арьята.
– Вечером, – туманно отмазалась чародейка. – Точнее, ночью.
– Будем кого-то истреблять на благо общества?
– Скорее ловить. Истребление тоже предусматривается, но не сегодня.
Анна немного подумала и активировала старые защитные чары на двери, здраво рассудив, что второго потопа ковролин не переживет.
– А кого мы собираемся ловить?
– Мятежный дух, который всем желает зла, но вечно совершает благо.
– Не поняла! – Арьята удивленно застыла посреди лестницы. Она так и не привыкла к пристрастию своих наставников изъясняться всякими метафорическими цитатами.
– Чего ты не поняла? В Будапеште имеется некое праздношатающееся тело и одна не менее праздношатающаяся душа, а нам очень нужно получить из этих двоих одного полнокомплектного гомо сапиенса, дабы вырабатываемый им коэффициент полезного действия был направлен на благо нашего отдела. Вот душу мы сегодня и отправимся ловить, – мрачно усмехнулась Анна ди Таэ.
Арьяте не оставалось ничего иного, кроме как согласно кивнуть. Но при этом ведьмочке почему-то подумалось, что лучше бы она не сталкивалась с Хьюго вчера на набережной.
Раннее весеннее солнышко пыталось пробиться сквозь темные бархатные портьеры, крася их изнутри в пурпурно-персиковый цвет. Несколько лучиков нашли искомую лазейку и теперь играли на полу в догонялки. Госпожа кардинал крепко спала, обняв соседнюю подушку и блаженно уткнувшись в нее носом. Перекрутившееся и сбившееся атласное одеяло медленно сползало на пол, никем не удерживаемое. Вот оно съехало на четверть… на половину… и наконец полностью опало тяжелыми складками, опустившись на пушистый ковер. Едва одеяло завершило свое предательское сползание, как блаженную сонную тишину разорвало дребезжание дверного звонка.