Я не поэтому обожаю нашего малыша. Не только поэтому.
Но мысль о том, что я слишком сильно любила Феликса, и теперь эта любовь трансформировалась вот таким причудливым образом, приходит чаще чем хотелось бы.
Теперь стою с безвольно повисшими руками, а эта старая ворона Луиджи мне выговаривает:
— Вот так и бери вас с улицы, чертовы клуши! Ничего не умеете, только хозяйское добро портить!
Прижимаю к груди ладони в просительном жесте.
— Прошу прощения, синьор, — мне даже не надо притворяться, голос и так дрожит. Я не могу допустить, чтобы меня уволили. — Я все уберу. Клянусь, и пятнышка на ковре не останется.
Чувствую на себе пристальный взгляд Феликса и добавляю сильный немецкий акцент. Хотя я достаточно бегло говорю по-итальянски.
Но я заметила, что немецкий «высушивает» голос, а значит мне надо будет прикладывать гораздо меньше усилий, чтобы им модулировать.
Опускаюсь на колени, собираю крупные осколки фарфора на поднос.
— Мама, — Раэль изворачивается, спрыгивает с рук Феликса на пол. Подбегает, хватает с пола отвалившийся кусок чашки с ушком, протягивает мне.
— Мой драгоценный помощник, — отбираю у ребенка острый осколок, — давай я сама. А то порежешься.
— Луиджи, мы идем пить кофе в кофейню, — говорит Феликс, помогая Арине встать с дивана. — Уберете здесь все и проветрите комнаты.
Старая ворона засуетилась и закаркала.
— Как же так, дон, как же так! Какая кофейня, ради всего святого! Сейчас Роберта уберет... — поворачивается ко мне шипит. — Пошевеливайся! Уберешь здесь все, и иди собирай манатки.
— Вы хотите меня уволить? — спрашиваю достаточно громко, чтобы меня могли услышать в коридоре. Я слышу там голоса.
— Да. Как только ты здесь уберешь, — Луиджи мгновенно преображается. Чувствует надо мной безграничную власть. — Вылетишь отсюда как пробка от шампанского.
— Пожалуйста, синьор Спинелли, — смотрю на него умоляюще, — не увольняйте меня!
— Мама, синьол плохой? – заглядывает мне в глаза Рафаэль. Разворачивается к Спинелли и грозит ему кулаком.
Тот хмыкает, в глазах зажигается мерзкий липкий огонек.
— Ну разве что...
— Разве что? — звенит за его спиной полный с трудом сдерживаемой злости голос. — Мне тоже интересно послушать.
Глотаю злые соленые слезы, низко наклонившись над подносом. Щеткой выметаю с ковра крошки.
Феликс. Зачем он вернулся? Еще и заступается перед вороной.