Все, что надо было сделать — ответить да. И, если повезет — полюбить моего мужа таким, каков он есть. Хладнокровным и расчетливым. Временами циничным и жестоким. Впрочем — только в отношении чужих.
Ко мне он относился, словно я богиня. Был готов носить на руках. Делать подарки. Обеспечивать всем, о чем я мечтала. Что я могла только представить. Хотел прочитать мои мысли, угадать самые потайные желания. Давал мне практически все, на что я показывала пальцем.
Будучи уже супругой, я его искренне любила — и он платил мне тем же. Мы создали крепкую счастливую семью. Была полная чаша, уважение и верность… Но так продолжалось ровно до тех пор, пока Рамиль не понял, что я способна рожать ему только девочек.
— Кто это такая? — застыла я от боли глубоко в груди. — Кто эта девка, Рамиль? Кто?!
Я задыхалась. Изнутри меня душил животный ужас. Страх. Когда ты живешь годами. Вроде знаешь, что все хорошо. Тебе нечего бояться. Нет человека ближе и надежнее, чем твой муж. Но вдруг ты понимаешь, что была слепа.
Мне никогда не надо было убеждать себя, что он верен. Мне было известно, как в семье Сабуровых относятся к походам налево. Это было табу. Глава семьи не мог унизить свою женщину, переспав с другой. И уж тем более зачать ребенка, который затем имеет право претендовать на деньги, на ресурсы — на все, чем владеет семья.
Этот запрет не раз обсуждался Карэном и Эльнарой — моей свекровью. Мать Рамиля никогда бы не одобрила измены. И уж тем более — такой…
Это не просто спонтанный секс на стороне. Не просто мимолетное влечение. Он осознанно стал отцом, пренебрегая мной как женщиной.
— Это Оксана, — сказал Рамиль. Точно так же спокойно. Не найдя в нашей встрече ничего такого, о чем можно переживать. О чем можно жалеть. Чего нужно бояться. Ему. — Она мама этого мальчика.
Сероглазый мальчишка хлопал ресницами и смотрел на меня. Он мне напоминал Рамиля на его же детских фотографиях. Тонкие губки. Крутой лобик. Округлые — еще не огрубленные скулами — щечки. Любой посторонний назвал бы этого ребенка милым, симпатичным. Ангелом.
Но для меня он был воплощением боли. Глубинной, тягучей, не унимающейся боли. Я его возненавидела. Да простит меня бог, но я испытала чудовищную ненависть к этому ребенку. Я смотрела на него и ощущала, как мурашки опоясывают руки. Ладони потели, пальца сжимались в кулаки.