- Давайте. Сколько всего с меня?
Заказанный ужин стоил три рубля двадцать семь копеек. Саша вынул
из кармана курточки пять рублей, полученных на сдачу в кассе, и
снова углубился в чтение. А Михайлов продолжал поглядывать на него
из-за газеты. Мальчишка как мальчишка. Лицо правильное, словно с
плаката взгляд острый не зашуганный. Интересно, а с чего проводник
решил, что парнишка – приютский? Михаил Ефимович одним махом осушил
принесенные сто грамм, зажевал бутербродом, а проводник в это время
расставлял на столике в купе бутылку с нарзаном, стакан, чашку с
кофе, стеклянную горчичницу с блестящей крышкой...
Пионер, не поморщившись, единым духом выпил чуть не полчашки
кофе и принялся за бутерброды. Ел он жадно, словно бы не разбирая
вкуса, при этом не отрываясь от газет. «А быстро же, чертяка,
читает, – подумал Михайлов. – Вон, Центральную «Правду» уже осилил
– за «Ленинградку» принялся…»
Проводник тем временем принес еще одну чашку кофе,
поинтересовался, когда подавать сосиски, высыпал на стол сдачу
мелочью и вышел из купе. Михайлов поторопился за ним:
- Послушайте, товарищ…
-Да? – обернулся проводник.
- Мне еще сто грамм с бутербродом, стакан чаю и… Вот еще что:
почему вы, товарищ проводник, решили, что пионер – из приюта?
Проводник улыбнулся и разгладил роскошные буденовские усы:
- Так чего же удивительного, товарищ? Вы посмотрите, как
одет-то? Все ж казенное. Так только в детских домах одевают… – Тут
он чуть наклонился и понизив голос посоветовал, – Вы только не
вздумайте его «приютским» назвать. Они этого не любят. Шибко не
любят.
- Но к кому может ехать такой парень?
- Значит, признал его папанька, а может, нашёл. В гражданскую
сколько семей разошлось – концов не найти. А вот часики у него
интересные, да и денежка есть. Значит, не простой человек у него в
Москве-то.. Нажалуется такой архаровец своему отцу, или кто у него
там в Москве – взгреют. Решительно заявляю: взгреют…
Михаил Ефимович вернулся в купе, сел на свою полку и задумался.
С одной стороны проводник – прав. Одежда у мальчика какая-то…
Серая, мышастого цвета курточка, такие же штаны, на ногах –
парусиновые ботинки, из тех, что никто не купит, кроме как от
крайней стесненности средств. С другой – он, наконец, разглядел
часы на жилистой худой руке. Наручные, да еще какие! «Бреге»,
которые его, привезенной из Германии «Омеги» стоят раза в три
дороже. Если не в четыре. Билет на «Красную стрелу» взял, завтрак
себе чуть не царский заказал…