– Успеется, – решил он и решительно прошел, и открыл дверцу душевой.
– Подвинься, – говорит он, охватывая взглядом упругую грудь с розовыми торчащими сосками и тут же ему в лицо прилетает крик!
– Пошел вон, придурок! С ума сошел?! Это вторжение в частную собственность…
Макар морщится от шума, отбрасывает кулачки, которые бьют его по уже намокшей, чуть припорошенной волосами груди и просто толкает истеричку к стене, быстро охватывая взором идеально вылепленную фигурку.
– Не прекратишь орать, я совершу вторжение в твой рот и вчерашнее изнасилование горла покажется тебе праздником.
Удар по щеке разбрызгал воду, что уже по ней стекала, но Макар только улыбнулся.
Боль была, но скорее отдающаяся в пах, как и та, что он почувствовал от нового удара.
– А если я?!
– Не имеете права! Вы… вы давали расписку…
– Что больше не имею к тебе финансовых претензий, – говорит он и глотает стекавшую по лицу воду.
– Ага, зато я смотрю у вас ко мне есть другая, очень большая претензия! – тычет она пальцем в член.
– Считаешь, большая. Я знал, что понравился тебе, – резко хватает он Василису за руку и прижимает ладонь к своему члену.
Он хотел облегчения, а сделал только хуже. Именно поэтому, крепко держа тонкое запястье, он стянул с себя трусы и нажал на член чужой, упирающейся ладонью.
– Только не поцарапай, он очень нежный, – говорит он со смешком и смотрит в глаза Василисе.
И там было, на что посмотреть. Они горели пламенем, ярким, неистовым.
И не только ненависть была там, страсть полыхала не меньше.
Макар чувствовал, что ее трясет, он чувствовал, как она жаждет собрать растопыренные пальцы и обхватить его ствол, по которому он водил ее ладошкой.
– Ты подонок.
– Не отрицаю.
– Вы сволочь! – снова кричит она, но звук душа заглушает ор, а ее взгляд все чаще и чаще тянется вниз, туда, где уже болезненно вибрирует член.
– Иди сюда, малыш, – шепчет он и делает шаг, почти касаясь головкой плоского, с полосами мышц животика.
– Перестань себя обманывать. Перестань сопротивляться мне.
– Буду, буду до самого конца, – рвется она в сторону, но он сдерживает ее тело у кафельной синей стены и наклоняет голову.
– Лучше прими в себя мой конец, – соблазняет он голосом и пальцами, что покручивают сосочки, всматриваясь в удивительные глаза этого чуда. Долго сморит, знает, что ее тоже штырит не по-детски, и накрывает желанные губы.