И все же охотник кое-чего не понимал.
Почему они не начинают Ритуал Очищения, ведь каждая секунда
ожидания играет ему на руку? Теперь он ясно видел обжигающе яркий
свет в нагрудном кармане Нимбла. Охотник не знал, что это, но знать
ему не требовалось. Он чувствовал. Чувствовал древнюю силу,
заточенную в этом мальком круглом предмете. И он видел, что силы
этой достаточно, чтобы изгнать отсюда Порчу, навеки выкорчевав ее
из проклятой земли.
Он не мог этого допустить.
Темный призрак с пылающими багрянцем
глазами вырос по другую сторону от особняка и Скара тут же открыла
огонь из пистолета. К ней сразу присоединились Брейв и Кьюти. Хайт
запоздало крикнул, чтобы они прекратили стрелять, но было поздно.
Семь заговоренных пуль в клочья разорвали тенета Нареченной Мглы,
секундой раньше собравшиеся в подобие человеческой фигуры по воле
своего хозяина.
Сам охотник подбирался к ним со
стороны кукурузного поля.
– Бу! – гаркнул он в спину Нимблу и
тот легко развернулся на каблуках, вскидывая пистолет. Рявкнули
выстрелы, потревоженные стебли кукурузы закачались, посыпалась
сухая ботва.
Он появлялся то с одной стороны, то с
другой, заставляя Нареченную Мглу создавать человекоподобные
фантомы. Это выходило легко – Мгла питалась людским страхом, а
сейчас даже Хайт и Нимбл боялись, хотя и не подавали виду.
Дважды он метнул топор, не целясь.
Один раз лезвие просвистело прямо над ухом Кьюти, отчего блондинка
завизжала, будто он уже начал вскрывать ее, и совсем непоэтично
намочила бикини. Второй раз Нимбл с легкостью ушел от броска и тут
же выстрелил в ответ. Не попал, разумеется. Ведь теперь Бладхаунд
был готов.
В какой-то момент охотник
почувствовал, что пора остановиться. Нервы обреченных натянулись
как тетивы боевых луков, их восприятие обострилось благодаря щедрым
потокам норадреналина, которыми их бедные надпочечники наполняли
взбухшие вены разгоряченных тел. Даже Скара перестала палить по чем
зря.
И тогда Бладхаунд вновь затянул
Сумеречную Колыбельную. Он кружил в тенях, изредка попадаясь на
глаза своим жертвам, и каждый раз широко улыбался, до боли
высовывая изо рта свой черный язык, капая кислотной слюной на
измученную землю.
Он менял тональность и тембр, пел то
тише, то громче, реагируя на каждый вздох, каждый удар сердца
обреченных. А потом Скара закричала.