Вел себя как робот. Сказали идти
- шел. Сказали собирать валежник - собирал. Сказали есть - ел.
Посуда здесь, кстати, вся была деревянная. Деревянные миски,
деревянные ложки. На весь отряд - десять комплектов. Казенные.
Потому как рекруты с собой из дома не брали ничего.
Обреченный на солдатчину навсегда покидал родную деревню, у него
теперь все государево будет, потому все более-менее ценное
оставалось дома, общине. Теплая одежда у деревенских тоже в цене.
Кто ж ценную одежку отдаст тому, кто в солдаты уходит? Это ж
считай, что выкинуть! Вот и замерзали рекруты на ночевках.
Бывало, что и насмерть. А из тех, кто живой - уже на третий
день пути половина кашляет. И это, кажется, никого не волновало. Ни
начальника отряда, ни собратьев по несчастью. Умер - и умер, пусть
его. Копай могилу, потом пойдем.
Вот я и копал могилу. В
мерзлой земле, деревянной лопатой. И это только начало пути.
Долгого пути рекрутов из Кексгольма в Лугу. Огромная дорога,
которую мы будем идти неделю, если не больше. Хотя местные говорят,
что неделя пути - это немного. Ну, по их меркам. Скорости
другие, расстояния тоже.
Подошел мужик из второй артели.
Один из тех ландмилиционеров, что отправились в полк вместе с нами.
- Сменись, братец. Иди в
дом, там ваша очередь трапезничать подходит.
Оставляю заступ в яме,
выбираюсь, уступая место другому рекруту.
* * *
Дом, где остановилась наша
партия, местные называли станцией. Иногда - просто станом.
Трехэтажное деревянное строение, с комнатами для постояльцев,
кухней, столовой на первом этаже и обширными конюшнями. Все
достаточно хорошо отапливалось, к нашей радости. В комнаты нас,
конечно же, не пустили, ночевали мы в конюшне. Зато ужинали и вот
теперь завтракали в столовой. Партию офицер в зеленом разделил на
артели по десять человек, за старших артелей поставил
ландмилиционеров, что шли с нами из Кексгольма.
В столовой было тепло. Я быстро
расстегнул свою куртку и быстро прошел к длинному столу, за которым
расселась моя артель. Старший, Ефим, из общего котла набухал миску
горячей, парящей пшенной каши на шкварках и пододвинул ко мне
вместе краюхой еще теплого ржаного хлеба.
Как мало нужно человеку
для счастья! Теплое помещение и теплая еда! Впервые за несколько
дней я почувствовал себя человеком. Странно, да? Вроде только что
копал могилу для умершего попутчика, можно ж было хоть для приличия
не жмуриться от удовольствия за столом. Что-то в этом было
такое неправильное. Но еда была и правда вкусная. И она вот она, на
столе, горячая, с одуряющим запахом. А могила - там, на улице, за
дверью. Считай, что вообще в другой вселенной.