Одежда странная на них
была. Собственно, тогда я и начал подозревать, что все это всерьез.
Например, пальто, в которые были одеты мужики оказались без
пуговиц. Это называлось словом 'армяк'. Такое пальто запахивалось
на манер халата и завязывалось поясом. Длинным, вроде того,
какой на кимоно в каратэ повязывают, в два оборота. Странно,
я почему-то думал, что армяк - это шапка такая. Впрочем, мое
представление об истории наш препод охарактеризовал очень емко и
едко, по-молодежному: "дно".
Следующие сутки помню как в
тумане, эпизодами.
Нас привезли в город Кексгольм,
как его называли местные. Говорят, там еще крепость была, только я
ее почему-то не заметил в тот раз. Вроде домики как домики, ничего
особенного. И маленькие избушки, и несколько больших коттеджей с
мансардой. А где там крепость - непонятно.
Высадили с саней и
передали человеку, которого представили как старшего команды
рекрутов. Высокий, с меня ростом мужчина. Собственно, его и звали
"порутчик". Господин порутчик. Имя он назвал вскользь и
скороговоркой, поэтому я его не запомнил. Обратил лишь внимание на
то, что он был одет в белый мундир. Белые штаны, белая
куртка, на голове шапка вязаная, поверх нее - треуголка.
Только воротник и отвороты рукавов красные. Он построил нас по
линии и с сильным нерусским акцентом объявил, что мы теперь рекруты
Ее Величества матушки-императрицы и душами принадлежим ей, как и
всякие государевы люди. Потому за побег - лютая казнь. Ну и все
такое прочее. Стращал по всякому, значит. Парни в строю
еще шептались - куда бежать, зимой-то? Зимой ведь по домам сидят,
все же как на ладони видны.
На ночлег нас определили в
большой серый ангар, который господин порутчик по какому-то
недоразумению назвал казармой. Хотя мужики эту казарму
именовали словом "овин". Тоже непонятное слово. Пустое длинное
одноэтажное здание, без окон и отопления, с неровными кучками
соломы на земляном полу. В ту ночь я мысленно благодарил мать,
которая заставила перед выходом надеть термобелье. Без него, думаю,
я бы околел.
В тот вечер нас не кормили.
Позже я узнал, что собранные с окрестных деревень рекруты делились
на две части. Кто-то оставался в местной ландмилиции, а остальных
отправляли в полк. Ландмилиция финансировалась из местного
бюджета, полк - из государственного. Потому пока было неясно, кто
из нас куда распределен - ни те, ни другие не собирались
тратить деньги на нашу кормежку. А, может быть, выделенную на нас
еду постовые сперли или кто-то из их начальников. Такое тут,
говорят, сплошь и рядом. Опять же, ночью выяснилось, что попадание
в ландмилицию - платное. По крайней мере некоторые из рекрут где-то
ближе к полуночи о чем-то шушукались с часовым в белом
мундире, что охранял выход. Звенели монетами. Солдатчина в
ландмилиции не строгая, далеко не угонят. А вот те, кого в полк
определят - они, считай, своего дома больше не увидят никогда.