Наконец, его сознание зачерпнуло такой глубокий пласт, что и медитации почти остановились. Двигаться дальше было некуда. В памяти что-то оставалось, но это «что-то» извлечь было невозможно. И в первый раз чувство зря теряемого времени больно укололо его. Разбрасываться такими драгоценными вещами, как время, Лунин не привык.
Еще несколько дней он провел, не работая вовсе – ни над текстами, ни над сознанием. Горечь тяжелого поражения подступала изнутри, отравляя душу, но он не поддавался этому настроению. Надо было, однако, что-то делать. Находиться в абсолютной пустоте он не мог.
Эта остановка не могла быть долгой, но пока она продолжалась, дни следовало чем-то занять. Сидеть в кафе или дома в номере и пялиться попусту в окно было откровенно глупым занятием, а вернуться к чисто философской, а не художественной работе Лунин уже не хотел – хотя, скорее всего, она бы у него получилась, как и раньше. Но впереди маячили новые, и очень заманчивые творческие перспективы, отказываться от которых было попросту жаль. Всякое дело, раз уж оно начато, надо доводить до логического конца.
Когда настал день праздника, решение все-таки посетить его у Лунина уже совсем созрело. Кириллов был прав: это был не более чем один вечер. В конце концов, легкая встряска и новые впечатления, может быть, даже пошли бы ему на пользу и оживили воображение. Медитации и тексты никуда не делись бы. По крайней мере, за один вечер, проведенный в гостях, в теплой дружеской компании.
Решившись окончательно, Лунин с легкой душой направился к себе в гостиницу – поворотный момент застиг его, как обычно, на прогулке. Вокруг опять все опустело, людей не было. «Наверное, все на празднике», – подумал он, стараясь придать ситуации комический оттенок. Это должно было сгладить ощущение, что он занимается чем-то не тем.
Дверь в номер была приоткрыта, как и в прошлый раз, в первый вечер в этом городе. Наверное, Кириллов опять зашел, подумал Лунин, и почти обрадовался этому – можно было поехать вместе. Кстати, он забыл расспросить его, как тот все-таки попал в номер. С памятью творилось что-то неладное, но, уходя, дверь он запер на ключ, это он помнил точно.
Открывая ее сейчас, Лунин поднял руку в дружеском приветствии – да так и замер с поднятой ладонью. То, что он увидел внутри, ничем не напоминало привычную ему обстановку. Стол был перевернут, бумаги разбросаны, ковер на полу свернут в большую трубку. В ноздри ему ударил странный запах, от которого делалось тревожно. И тут он заметил тонкую дорожку крови, ведущую к свернутому на полу ковру.