Лунин занимался литературой больше десяти лет, но то, что он писал до сих пор, не имело никакого отношения к беллетристике. Это были серьезные труды, разыскания и исследования, философские, исторические, литературоведческие и культурологические, в которые он по мере сил и вдохновения подмешивал немного чистой художественности.
Эти работы снискали ему определенную известность в узком кругу, но дальше этого дело так и не пошло. Читательская публика ничего не знала о таком писателе, как Лунин, и постепенно, с годами это начало его тяготить. Наконец, после долгого и горького осмысления наступил момент, когда он понял, что если он и дальше будет писать книги, никому не понятные, темные, «герметические», как он их называл, – то всю его деятельность можно считать бессмысленной, а дело окончательно проигранным.
Иногда он пытался набрасывать что-то художественное и даже чисто сюжетное, но, потерпев с несколькими замыслами чувствительные неудачи, которые он переносил весьма болезненно, Лунин понял, что кавалерийским наскоком взять этот бастион не удастся. На этот раз, однако, отступать было некуда – на карту было поставлено все. Это надо было сделать сейчас или никогда.
Лунин давно уже применял маленькие, невинные ухищрения для того, чтобы подхлестнуть писательский пыл, который по временам засыпал и нуждался в поощрении. Отправляясь в свою литературную командировку, он захватил с собой некоторые из этих предметов, облегчавших ему высвобождение творческой энергии. Все они были подобраны с умыслом – это были вещи, напоминавшие о Востоке.
Открыв чемодан, он достал их оттуда. После того как на столике оказался маленький толстобрюхий Будда, коробочка для чая с иероглифом, всегда напоминавшим Лунину о распятии, фарфоровый заварочный чайник, привезенный им из Кореи, комната сразу же преобразилась, приобретя явно выраженный восточный колорит. Не хватало только бамбуковой ширмы, без которой трудно было совершить настоящее чаепитие, и японской гравюры на стене. Последнюю, впрочем, с успехом заменяло окно, за которым смутно обрисовывалось гигантское серое клубящееся облако, из которого скоро, похоже, должен был обрушиться на сосны на берегу снежный поток или дождевой ливень.
Одна из оконных створок была приоткрыта, и через нее просачивался в комнату сырой и холодный воздух. Лунин подошел к окну и плотно закрыл его.