– Да, Динуля с годами стала вылитая Эстер Моисеевна, – Юра утвердительно закивал, – я её тоже помню именно такой…. тётьЗлат, в котором году она умерла?
– В сорок восьмом, тебе уже шесть исполнилось…конечно, помнить должен.
– А кто же нарисовал вашу маму, – не унималась Тонечка, хотя сто раз уже слышала этот ответ. Но она знала, что Злате всегда приятно вспоминать об этом.
– Наш двоюродный брат Марк, необыкновенно талантливый художник, он такие большие надежды подавал, такой был… такой…любимый ученик Грабаря! – глаза Златы загорелись на мгновенье и затем артистично подёрнулись слезой, – впрочем, что теперь говорить, его давно уже нет на этом свете. Как только началась война, его призвали на фронт, и он погиб, сразу погиб, в тот же сорок первый год его не стало, под Москвой. Конечно, какой из него солдат, он же художник, натура возвышенная, тонкая… нам только одно письмо прислать успел из Волоколамска… и сразу… и погиб, мы и родственникам в Винницу сообщить не смогли… они все там погибли, всех убили, всех до одного… – Злата замолчала, на некоторое время участливо замолчали все. Но потом эта тихая грусть улетучилась – столько лет прошло. Все сидящие за этим столом знали, что Марик был единственной самой сильной любовью Златы за всю её долгую жизнь, и это поражало, восхищало и удивляло своей необыкновенностью и фатальной, реальной действительностью. Бывает же такое – бывает, оказывается бывает!
* * *
Дина собирала со стола грязную посуду, ей помогали Тонечка и Муся, Юра собрался выйти покурить на лестничную клетку, хотя ему разрешалось всё, и Злата не преминула крикнуть ему вслед:
– Юрочка, у нас можно курить на кухне, ты же знаешь. Только форточку открой. На площадке холодно и соседи ругаются.
Юра послушно вернулся в комнату с полпути даже не успев прикурить. Сел напротив Златы и нежно сказал: – Я тебя обожаю, тётьЗлат, ты настоящая женщина, выглядишь бесподобно! Может по случаю праздника осчастливишь, а то я никогда так и не слышал твоего божественного голоса… пожалуйста, спой что-нибудь, – он молящим взглядом смотрел на тётушку.
– Нет, дорогой, это уж совсем исключено, – Злата была непреклонна, хотя было видно, что подобные просьбы и вообще разговоры о её необыкновенном бархатном «меццо-сопрано Обуховой» льстят, и ей очень нравится находиться постоянно в центре внимания и некоего поклонения её чуть увядшей красоте и легендарному дару певческого вокала так никогда и никем из присутствующих, кроме Дины, не услышанном.