Вишневецкие жили в большом каменном доме на Торговой улице недалеко от кино иллюзиона «Карсо», правда, в подвальном помещении, но кухня и две комнаты имели свой отдельный вход. Конечно, Меер Моисеевич мог до войны поселиться и этажом повыше, и в квартире побольше, но что-то его чуткому еврейскому сердцу подсказывало, что делать этого не стоит. Не стоит демонстрировать всем и каждому, что они МОГУТ это себе позволить, тем более что ни он сам, ни его бесценная Мирра не обладали тщеславием и не стремились к какой – либо показухе. Самое главное, что бы все были накормлены и каждую Субботу в доме вкусно пахло курицей, да душистые халы пеклись по праздникам.
Когда Меер Моисеевич вошёл в своё жилище, то прямо с порога его обдало каким-то вонючим и непонятным запахом кислятины, хозяйственного мыла и ещё непонятно чего.
– Миррочка, солнышко моё, что случилось? Чем это ты тут занимаешься? Я имею спросить, почему в доме так воняет, голдочка моя? Дышать-таки просто невозможно.
– Никакая я тебе не Голдочка, сколько раз тебе повторять, что меня зовут Мирра, а это две большие разницы, так меня родители назвали, вечная им память, и не смей меня по-другому называть, – ворчливо отозвалась жена, даже не взглянув на него.
– Солнце моё, я ничего против не имею твоих родителей, пусть земля будет им пухом, я же в том смысле, что ты моё золотце! И тебя, моя бесценная, надо бы было Голдочкой назвать, просто они и не предполагали, когда ты родилась, какое золото из тебя получится. Но что это за запах, ты не слышишь за что я спрашиваю?
– Так я тебе и отвечаю: а твоим родителям, вечная им память, надо было бы назвать тебя Соломоном, – наконец повернувшись к мужу, ворчливо ответила Мирра.
– Почему Соломоном? Мне и Меером неплохо, что ты имеешь сказать за это?
– А сказать за это я имею, что будь ты Соломоном, может был бы хоть чуточку поумнее.
– Боже ж мой, ну что я опять не так сделал, я интересуюсь это знать, золотце моё? – Меер Моисеевич поставил на пол сумку с чудом удавшимися купить на Привозе продуктами и сел.
– Та Боже ж мой! Он ещё интересуется! Что он сделал? А ты сам не догадываешься, что ты сделал? Кто додумался положить- таки Илюшке в кроватку отрез на брюки? Так вот, я имею сказать за это, что будь ты Соломоном, ты бы сообразил, что дитё ещё в том возрасте, когда оно не только писается, но и какается в любое удобное для него время. А ведь я тебя предупреждала, я – таки знала, что добром это не кончиться. А мне делать больше- таки нечего, как теперь стирать и вываривать всё это, спасать твои загашники. Так, что нюхай теперь, сердце моё, раз ты Меер, а не Соломон! – высказав всё накопившееся, Мирра повернулась опять спиной к мужу и стала мешать в большом котле, стоявшем на плите, вываривающийся и, вероятно, всё-таки безнадёжно пропавший материал.