Эдвард пригляделся к черному костюму и
едва не присвистнул. Это вам не самоучка с железкой, а настоящий
наемник из гильдии. Такой пригвоздит твою ладонь к столу раньше,
чем к перу потянешься.
Сидр был далеко не лучшим в городе, но
для трущоб в самом деле неплохим. За болтовней опустела первая
кружка, за байкой о встрече с береговыми и «честным» дележом груза
заричанского стекла — вторая.
— Так что сижу я на мели, как рак
дурацкий, — подытожил Эдвард. Заричанка понимающе хлопнула по
плечу, пигалица-рейнарка нацелила свою железку.
— Перебирайся к нам. Будущее за
механизмами, выучишься шестеренки одна к другой прилаживать — не
пропадешь.
Эдвард выставил вперед огромные
ладони, повертел, точно впервые видел.
— Думаешь, подойду?
Фыркнул цергиец, откинулся на
стену.
— Хочешь, дело продам? Хорошо платят,
но не по моему профилю, а ты парень… интересный.
— Упаси птицы, чтоб я тебе интересным
показался! — с чувством отозвался Эдвард.
Засмеялись все, включая убийцу. Тот
вынул из-за пазухи плотный бежевый конверт, взмахнул им.
— Камней у тебя нет? Тогда полсотни
даров.
— Шутишь? Откуда у меня полсотни, едва
десяток с четвертью наскребу!
— Меньше тридцати не
интересно.
— Да даже если я пояс развяжу, и
двадцатки не наберется!
— Развязывай.
Пришлось в самом деле вставать,
снимать сначала тонкий ременной пояс с тощим кошелем, а потом на
имперский манер намотанный поперек пуза кушак. Получилось, когда
все вытряхнули, двадцать два дара с тремя
четвертями.
Цергиец отложил четвертушку,
хозяйственно сгреб остальное, пересчитал еще раз. Толкнул по столу
письмо.
— Хэй, илатец, куплю за тридцатку, —
внезапно вклинилась заричанка. Эдвард помотал головой, засовывая
письмо поглубже за пазуху.
— Не в деньгах счастье, а в удаче.
Чую, тут она, аж сердце греет.
— Подмышку она тебе греет!
Светлокосая заричанка до странного
напоминала Меган. Было бы больше денег, Эдвард наверняка уболтал бы
ее разделить если не ночь, так утро, но на четвертушку не
разгуляешься. Разве что еще по кружке заказать, за удачу и во имя
примирения, благо сидр тут стоил меньше десятой части дара. Еще и
сдача осталась: трактирщик не пожадничал, отдал все, правда, не
обрезками илатских даров, а заричанскими цветными бусинами. Небось
наемница расплачивалась.
Кутить до утра не хотелось, но было
надо. К тому же письмо обещало аванс, хоть и только по приходу в
«Гуся», а значит, следовало прогудеть имеющиеся остатки
денег.