Отектей знал, что будет единственным,
кто шагнет вперед. Так уже было, в тот год, когда первых магов
заперли в Цитадели, и он, не имперец по крови, а недавний кочевник,
изгнанник, добровольно пришедший в эти стены, добровольно же
вызвался стать убийцей. Он был первым цитадельским магом, начавшим
работать на гвардию, но с надеждой на расшитую перьями куртку
пришлось распрощаться. Каким бы одаренным магом ты ни был, как бы
ни были полезны твои миражи, хромой не может преследовать беглецов
и шпионов.
Трапезная, полная людьми, была
непривычно тиха, никто даже не шептался. Отектей вышел в первый
ряд, бросил взгляд на гвардейца. Из западных имперцев, судя по
лицу, рядовой, судя по одежде, приказ тоже простой. Однако пришел
за магом. Странно.
К гостю подошла юная надзорщица,
подала подушку. Тот отмахнулся, девушка, обхватив туго набитую
пухом ткань, замерла в стороне. Жаль. Если бы гвардеец сел, можно
было бы тоже опуститься на пол.
Нога стреляла болью, криво сросшаяся
кость раздирала мышцы изнутри. Отектей старался на нее не
опираться. Давно нужно было попросить у надзора трость, ходить
стало бы легче.
Впрочем, Анаквад с главой надзора едва
наскребали деньги на одежду, еду и чернила. Заявка на трость висела
бы годами, о ней пришлось бы напоминать, и если на то, чтобы
попросить один раз Отектей мог пойти, то на такое — нет.
Перетерпеть боль проще, чем унижение.
— Это все? — недовольно
поинтересовался гвардеец, когда в арке показался охающий
декан.
— Да, господин.
— Пусть встанут по типу дара. Мне
нужны художники или писатели.
Отектей остался на месте, за ним
столпились другие художники. В пяти шагах слева замер Чагатай, внук
декана, традиционно первый среди писателей. Его можно было не брать
в расчет, работать на гвардию такой не станет. Возможно, мог бы
кто-нибудь из учеников, но тем глава надзора наверняка велела
сидеть по комнатам и не высовываться, пока гость не
уедет.
— Кто из вас желает послужить во благо
Империи?
Отектей шагнул вперед. Как и думал,
единственный.
Гвардеец удивился. Медленно скользнул
взглядом сверху вниз, задержался на лице, на фляге,
на…
— Хромой? — пренебрежение в голосе
было ожидаемо, но все равно резануло.
— Это не мешает мне рисовать, —
ответил сдержанно.
— Отектей — наш лучший миражист,
работал на гвардию прежде, больше десяти выполненных заданий, —
зачастил Анаквад.