Наслаждаясь ароматом, разносившимся по кухне, Савелий достал из лежащей на столе пачки дорогую длинную сигарету. И тут взгляд его упал на стоявшую рядом с конфетницей фотографию. Прошло уже семь лет, а сердце всё равно щемит. На фотке рядом с ним сидела симпатичная девчушка с огромным бантом на голове и, крепко обнимая его, счастливо улыбалась. Это была Викуся, его дочка. Как много он отдал бы за то, чтобы вновь увидеться с ней!
С женой они развелись по большей части по его вине, но по её инициативе. Это произошло в те «злые девяностые», как он их называл, когда полстраны оказалось не у дел. Когда статус человека определялся по тому, у кого знакомые бандиты круче. Когда «ботать по фене» было престижнее, чем прочитать наизусть целую главу из энциклопедии. Когда зайти в кафе вместе с симпатичной девушкой было сродни подвигу. Кому тогда нужна была его музыка? Жена постоянно пилила, что сосед Васька с двумя классами образования торгует на рынке презервативами и семья его при этом как сыр в масле катается, даже «семёрку» купил. А он, Савелий, – полный лох и лузер, интеллигенция вшивая! Кроме как смычком по струнам водить, ни хрена толкового и делать не может! Куда только через знакомых ни пыталась она его пристроить!
Он – впрочем, как и все музыканты, бывая в редких гастролях на Западе, – конечно, пытался, экономя на всём, на чём только можно, покупать за полученные валютные гроши кассеты, колготки и прочую ерунду для продажи дома. Экономия в поездках доходила до абсурда. Однажды все музыканты симфонического оркестра, будучи на гастролях в Риме, решили, заселившись вечером в гостиницу, экономно поужинать. Кто попить чайку, а кто – и сварить в биде пакетный супчик. И когда в восемнадцати номерах включились одновременно минимум по паре кипятильников российского производства, около шести улиц «вечного города» надолго погрузились в кромешную темноту. И всё это приходилось проделывать музыкантам-профессионалам, которым аплодировали во многих странах мира!
У Савелия коммерческой жилки никогда не наблюдалось, и все попытки его на поприще бизнеса не принесли никакого результата. Да он и на самом деле ничего, кроме игры на скрипке да фортепиано, особо не умел. А если до конца быть честным – и не хотел. И потому он стал выпивать, а вернее, как говорят в народе, «запивать». На работе его терпели, сколько могли. Конечно, он был лучший, но у нас в России, как известно, незаменимых нет. А с учётом его свободолюбивого характера и полной неприязни к любому диктату со стороны начальства судьба его была предрешена. И вот, после очередного падения в оркестровую яму во время антракта на гастролях в Венской опере, он был с треском выгнан из оркестра. Как, впрочем, и из двух последующих, в которых он имел честь потом работать.