Машка ныряет первой.
— Мам, смотри, я как катер! — говорит она, подныривает и плывет под водой стрункой, пуская пузыри.
Даник открывает об ограждение бутылку пива, протягивает мне.
Качаю головой.
— Я не пью пиво в такую жару.
— Почему?
— В голову дает.
— Ну и что?
— Даник, прекрати. Ты как Машка! Миллион “почему”.
Похоже, мои слова его задевают. Он становится серьезным. Отставляет бутылку на ограждение и молча ныряет.
Правда, едва выныривает, затевает игру с Машкой. Похоже, этот солнечный мальчик отходчивый.
Они бесятся, сталкивают друг друга с пристани. Прыгают с нее то щучкой, то колесом. Я жую арбуз, склонив голову, чтобы сок стекал прямо в воду, а на самом деле — чтобы скрыть слезы, которые текут и текут по щекам. Арбуз получается сладко-соленый.
На этой пристани мне все напоминает о Саше: и запах нагретых солнцем досок, и мельтешение мальков на мелководье, и багряный закат, который начинает растекаться над озером, будто верхушки елок вспороли солнцу брюхо.
Машка вылезает из воды. Неужели выдохлась?! Но нет, просто, оказывается, в сарае котята. Обернувшись в полотенце, она несется туда.
Даник выныривает, опирается локтями на пристань. Смотрит на меня сквозь влажные ресницы.
— Поплавай со мной. Вода как парное молоко.
Сглатываю тугой комок в горле. Когда-то я сама говорила Саше эти слова — вот так же глядя на него снизу вверх, опираясь локтями о пристань. А потом мы впервые поцеловались...
— Кать? Тебя что, силой заставить развлекаться?
— Даник, ну отстань…
— Даник? — цепляется он. — Меня только папа так называл. Все зовут меня Даней.
Мои щеки теплеют. Я нахожу повод отвернуться — какие красивые стрекозы в паре танцуют над озером!
Он поймал меня.
Скидываю шорты и майку. Сажусь на край пристани, свесив ноги в теплую воду, а потом зажмуриваюсь и спрыгиваю.
Погружаюсь под воду с головой и какое-то время нахожусь там, в темноте и тишине. Как же здесь спокойно… Выныриваю.
— Поплыли на тот берег, — предлагает Даник, плавая вокруг меня, как акула.
— До него же метров пятьсот, не меньше.
— Я тебя спасу, если что.
Я только фыркаю.
А потом кричу:
— До соседней пристани на перегонки! — И срываюсь с места.
Даник меня, конечно, догоняет. Но, уверена, первые пару десятков метров он напрягся, что я его сделаю.
Мы еще какое-то время плаваем, болтаем о разной ерунде, дурачимся. Солнца почти не видно, остался только самый краешек — все вытекло на озеро. Какая красота! И тихо — только наш с Даником разговор и всплеск воды от движения наших тел.