– අපිරිසිදු-බූ ගා මරලා දාන්න! – визгливый крик женоподобного
голоса, поддержали восторженным визгом. – ඔවුන්ට මරණ!
Ещё один странный говорок. Чем-то похожий на первый, впрочем,
так же незнакомый.
– Min mage! Guts! Ah-ah-ah-ah-ah! De har dödat mig! Dödade! –
надрывался кто-то недалеко от повозки, перемежая непонятные, грубые
слова со стонами полными непереносимой боли.
О, а это что-то более привычное гыкающий славянский выговор, и
слова очень похожие на один из скандинавских языков. Неужели
наёмники.
Резко тряхнув грубую ткань купола, его, с хлопком, прошила
длинная стрела. И в этот момент на меня в очередной раз накатило.
Словно бы в замедленной съёмке, я смотрел на приближающийся ко мне,
танцующий в полёте снаряд, поднял на автомате руку и, ещё не
понимая, что собственно делаю – отбил его ладонью, словно
надоедливую муху.
Стрела странно взвизгнула, время вернуло своё привычный бег и,
пронесясь мимо с глухим звуком, воткнулась в один из стоящих у
бортика мешков. Она пробила его почти насквозь, так, что снаружи
осталась торчать только зеленоватое оперение, видимо
позаимствованное, у какого-то попугая. Из образовавшейся дыры
посыпалось нечто похожее на синюю фасоль. Я даже не успел
испугаться – только как-то отстранёно подумал, что только что в
очередной раз оправдал свой довольно двусмысленный позывной.
Что у них там творится-то? На боевиков напали совсем уж дикие
кочевники? Или действительно, террористы дореконструировали Халифат
до настоящего средневековья? Надо бы валить от моих радушных
хозяев, а то что-то я здесь засиделся. Пофигу мороз, что я голый.
Как-нибудь выкручусь. Положусь на добровольно принудительную помощь
всё того же пресловутого Саида. Боевики порою очень беспечны, а я
умею просить. К тому же альтернатива подобному авантюрному плану –
превратиться в подушечку для стрел или быть зарезанным на камеру, в
каком-нибудь из съёмочных павильонов далёкого Эль-Рияда.
Я ещё раз огляделся. В первую очередь стоило разжиться
чем-нибудь, что можно использовать в качестве оружия. На первый
взгляд, выбор у меня небольшой – тряпки, мешки с синими бобами и
какой-то вообще не стоящий упоминания мусор.
Ещё несколько стрел, добавив дырок в ткани фургона, и унеслись в
неведомые дали. Пригибаясь, чтобы не поймать очередной подарочек,
ведь как я знал, ещё пару минут на спасительную силу можно было не
рассчитывать, я пробрался вглубь повозки. Спрятавшись за мешками,
принялся рыться в сумраке фургона, среди пахучих, грязных тряпок, в
поисках чего-нибудь пригодного для нанесения тяжких телесных
повреждений.