– Ну а он видишь как поступает! Зарубил себе там что-то в голове и ради этой глупости готов тебя закопать в могилу. Нет, не любит он тебя.
– Ах, нет, матушка, любит, ей-богу, любит! – с ударением произнес четвертый голос, и, оглянувшись на дверь, все поняли, что это не кто иной, как дьякон, вошедший незаметно, вроде привидения. Он на этот раз даже не казался робким и забитым; во всех его движениях видна была решимость. Он приложил правую руку к сердцу и с сильным ударением произнес:
– Отец Гавриил! Ах, матушка! Послушайте, ради Господа Бога! Сын мне сказал: «Э, зачем, – говорит, – мне теперь идти к преосвященному, когда мне отказали! Все одно, – говорит, – жениться я не могу, потому ни одной женщины на свете не знаю и знать не хочу, кроме как Мура. И теперь, – говорит, – все мои мысли спутались». Отец Гавриил! Матушка!
И дьякон заплакал. Мура, услышав из его уст такое трогательное признание, опять разрыдалась, а отец Гавриил с матушкой потупились и молчали.
– Чем же он объясняет? – спросила после молчания матушка, не глядя на него.
– Желает поступать по-евангельски!
На лице матушки выразилось крайнее недоумение.
– Отец Гавриил, разве в Евангелии это сказано, чтобы непременно в деревне жить?
Отец Гавриил не ответил на этот не совсем удачный вопрос. Он сказал:
– Мое мнение таково: Мария наша – девица взрослая. Ей известно, что ее ожидает. Ежели любовь ее так сильна, что она на это решается, предоставим… А ее дело впоследствии мужа образумить! Вот. Я так полагаю, что он потом образумится. А в город всегда перевести можно. Вот. А впрочем, решай сама! – обратился он к матушке.
Дьякон подошел к нему и поцеловал его в руку и в лоб и, повернувшись к матушке, сказал:
– Матушка, позвольте и вам…
– Только я не буду виновата! – промолвила матушка и протянула ему руку, которую он с большими чувствами облобызал. Мура бросилась к ней, и произошла трогательная сцена общих объятий.
Дьякон рысью побежал на постоялый двор и через полчаса притащил Кирилла к Фортификантовым. Но прежде, чем окончательно получить титул жениха, Кириллу пришлось выдержать получасовое собеседование с отцом Гавриилом, потом с матушкой. Сущность этих бесед сводилась к убеждению образумиться. Кирилл был в благодушном настроении и не возражал. Он даже нашел возможным пообещать, что ежели опыт укажет ему что-либо лучшее, то он образумится. Наконец ему было дозволено остаться с Мурой.