Всё рифмуется - страница 17

Шрифт
Интервал


Чей-то профиль мелькнёт за автобусным тёмным стеклом,
кто-то мимо пройдёт, кто-то глянет в глаза ненароком…
Что мне в этой улыбке? Сомнений сплошная морока,
будто что-то могло… Не могло… не могло, не могло!
Твой растерянный взгляд: самому не понятно, на кой
я мерещусь тебе на дорогах не найденных общих?
– То досадливо лоб так серьёзно, по-взрослому, морщишь,
то не можешь сдержать этой детской улыбки нагой.
Словно брошен пятак в постоянно пустую казну,
но к улыбке твоей никогда не бываю готова.
Даже если локтём прикоснёмся нечаянно снова —
проходи! Я сама, словно тень по стене, проскользну…
Будь же щедрым пока и разменных монет не жалей.
Пусть истрачу их все, не найдя очевидной разгадки,
не подсовывай сердцу украденным золотом взятки —
лишь умножит печаль то, что скрыто в улыбке твоей.
2008

Черноплодка

Тонкий прутик – рябину – принёс ты в свой сад,
посадил и сказал: «Станешь нежной и кроткой,
будешь ягодой красной мой радовать взгляд».
Обманули тебя. Прижилась… черноплодка.
Хоть упрямые ветки я в небо тяну,
только грозди мои – тяжелы и нелепы,
пригодятся вину, словно чуя вину,
но не каждому вкус их понравится терпкий.
На сестру я без зависти, в общем, смотрю.
Пусть она, а не я, вдохновляя поэтов,
всякий раз повторяет испытанный трюк:
привлекать к себе взор не весною и летом,
а когда уже красок не будет иных,
ярко-огненной вспышкой, печальною ноткой.
Но никто не возьмёт в свой пронзительный стих
неказистую, с пыльной ногой, черноплодку.
По плодам, по плодам… Но ты ценишь меня?
От давления, верно, советует доктор.
И продавшего кустик злосчастный кляня,
выжимаешь из ягод оборванных сок мой.
Хлещет густо-рубиновой кровью мой сок!
Как обманчива внешность: красотки-то пресны.
Но ты шепчешь: «Разборчивей буду я впрок
и куплю ярко-алую». Глупый мой… честный.

Детсадовская история

Ты в этот день дружить со мной решил,
вручая дар – никчёмный, хрупкий, детский.
а я его прижала сразу к сердцу —
стеклянный шар – от щедрости души.
И бережно несла его домой,
и любовалась света преломленьем,
из рук не выпуская на мгновенье,
шептала грустно-ласково: «Ты – мой».
Нет толку возмущаться и ворчать…
Но и сейчас, как прежде, непонятно,
за что ты рассердился и обратно
потребовал свой шарик сгоряча.
«Не отдавай, – сказали мне друзья. —
Соври, что потеряла». Неуместно
подарки забирать. Но только честной