Для нее этот вечер начала уик-энда начинался весьма привычно. Она так же, как все, стремилась побыстрее закончить дела в офисе, чтобы в совершенно определенное время оказаться именно в том месте, где было уже достаточно давно неизменно приятно проводить вечер в конце утомительной недели рабочего марафона.
Весь этот долгий день она предвкушала дивный вечер в компании по-прежнему приятного ей человека, который, как ей представлялось, имел все шансы задержаться в ее жизни очень надолго. Но как-то неожиданно, уже выходя за порог офиса, она поймала себя на мысли, что все то приятное благодушие, которое она источала весь день, было лишь некой сублимацией и не более того.
Она тут же постаралась отмахнуться от этой совсем уж нерадостной мысли, но интуиция – непознанная и неподвластная человеку категория собственного мироощущения – еще никогда ее не подводила. Не подвела и на этот раз.
В своем более позднем продолжении вечер стал абсолютно непохожим на другие подобные ему вечера за последние два с половиной года ее благополучной и в целом вполне счастливой жизни.
От неприятного и тревожного чувства, зарождающегося где-то под ложечкой, теперь уже не спасали ни привычный антураж любимого кафе, оживленный звучанием зажигательного хита этого музыкального сезона, ни любимое кофейное мороженое с миндалем и шоколадом, ни глинтвейн из черной смородины. Все почему-то было «мимо»!
А что же он? Он не стал долго искать предисловий и с какой-то странноватой полуулыбкой на лице, сохранившем матовый загар – напоминание об их сентябрьском отпуске, твердо и спокойно сказал, пытаясь смотреть ей прямо в глаза:
– Знаешь, давно хотел тебе сказать, – тут он остановился и поднабрал воздуха в легкие. – У меня уже несколько месяцев есть другая… девушка! И, похоже, я ее люблю! – он опять остановился, чтобы сделать вдох. – Не могу больше скрывать это от тебя, нет смысла! – скороговоркой проговорил он и закусил нижнюю губу.
К этому моменту первые глотки глинтвейна успели согреть ее пищевод, а ложечка с мороженым совершала неспешное движение по направлению к губам, но вынуждена была замереть на полпути.
Она медленно перевела взгляд с мороженого на его лицо. Во взгляде, устремленном сейчас на нее, не читалось ни малейшего волнения или неловкости, которые так уместно было бы испытывать после подобного признания.