– Что именно, сэр? – теряя профессиональную тактичность, поинтересовался Стоун. – Конечно в нашей работе ещё имеются недостатки, но уверяю вас, господин Лабар, мы с ними очень серьёзно работаем. Да-да, очень серьёзно.
– Я не об этом, – успокоил его Лабар. – Увиденное мной было настолько непонятно и скверно, что поколебало всё моё мироощущение. Мне даже кажется, что я проснулся другим человеком.
Стоун озадаченно посмотрел на клиента. Лабар перехватил его и рассмеялся:
– Вы ищите трансформацию во мне, дорогой Стоун? Не трудитесь зря. Перед вами как был, так и есть доктор Лабар – лауреат всех научных премий Млечного пути за последние семьдесят лет.
– Ну что вы, сэр! – сконфузился Стоун и, желая поменять тему, вернулся к своему вопросу. – Так что же случилось с вашим далёким предком?
– Кровь, дорогой Стоун, кровь, – задумчиво произнёс Лабар. – Эта вечная, как сам человек, проблема.
Стоун понимающе закивал.
Лабару после посещения мемориалиста Стоуна никак не работалось. Мысли его всё время путались, каждый раз возвращаясь к недавно увиденному. Собственно, он сам лично ничего не переживал, лишь только «освежил» один из бесконечных эпизодов своей родовой памяти, начало которых было затуманено миллионами лет. Какая это сильная и страшная вещь – родовая память, рассуждал Лабар. Жил человек себе спокойно, ничего не ведая о похождениях своих предков, занимался наукой, учил этому других, покорял иные миры, и нате – на склоне лет поддался-таки несвойственной этому миру сентиментальности. Будто услышал уходящие в века голоса своих предков, и захотелось ему вдруг ощутить, даже скорее потрогать руками нить, с ними связующую. Ощутить их незримое присутствие в себе. Ощутить их многотысячное «Я» в своём собственном. А в итоге, как и предупреждал Стоун, полное расстройство. А может это наоборот хорошо? Человек в нашем мире перестал быть индивидуальностью. Материальные и моральные каноны сковали его по рукам и ногам, совершенно не допуская даже минимальных отклонений. И нужно отметить, что материальная часть этого гнёта давно уже преуспела над моральной. Как это грустно и несправедливо, что жить на родной планете стало очень нелегко, а для многих – просто невозможно. Лабар и сам начинал свою карьеру ученого совершенно незавидным образом. Вместе с молодой женой Нэд он отправился колонистом на недружелюбные планеты Антареса, обратного пути с которых для вынужденно безденежных молодоженов не существовало. И если бы не его незаурядные способности по части биофизики, судьба его сложилась бы однозначно – либо всю жизнь влачить жалкое существование, вкалывая без просвета на фундаментальные корпорации, либо банально сгинуть на каком-нибудь обветшалом руднике.