– Ну а как, к примеру, взгляды ваши …либеральные? Сильно изменились со времен последнего моего визита к вам?
– Шутить изволите? – Дрейер чуть не поперхнулся куском зайчатины, – Не понимаю я ваших намеков, Махаил Евграфович. Извольте для нас, обывателей, попроще изъясняться.
– А что тут не понятного? – усмехнулся Салтыков, довольствуясь произведенным замешательством.
– Да то, что все мои ошибки молодеческие давно уже в прошлом! Да вы, наверное, и сами знаете. …Но с чего вы спрашиваете?
Салтыков пристально посмотрел в глаза городничему и, изменившись в настроении, сказал, отложив вилку с нанизанным фрикасе:
– Да черт с вами, Густав Густавич. Я и сам ошибки совершал по молодости лет. Тоже, представьте, восхищался французишками со всеми ихними революциями, оказавшимися на поверку результатами очередной бубонной чумы, неурожаем зерновых, или, скажем, обнищанием церкви. По наивности своей и незнанию восхищался западным устройством жизни. Как у них там все рационально и продуманно устроено, в отличие от нашего …бетламса6.
Растерявшийся от такого поворота Дрейер аккуратно приложился салфеткой к губам и отложил приборы, вопросительно глядя на Салтыкова.
– А сейчас что?! – продолжал со злостью чиновник, – Нахватался ума. Вижу, насколько лицемерна в своих действиях Европа, будь она проклята. Противодействую Бонопарту, воюю за Палестину, искореняю ересь во славу Государя императора… Хотя сам этим императором и наказан.
Городничий часто заморгал ресницами и судорожно сглотнул, озираясь по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто.
– И только Богу известно, сколько мне еще предстоит бороться не только за себя, но и за вас, дорогой мой Густав Густавич. И вообще, за всех…
Только теперь Салтыков поднес вилку ко рту, медленно снял зубами мясо и, методично пережевывая, продолжил, не отводя глаз от Дрейера:
– А вы, случайно, не масон?
Дрейер остановил занесенную к бутылке руку. В его глазах повторно читалось недоумение. Крайнее недоумение.
– Больно уж много по всей Вятской губернии Дрейеров рассеяно, вы не находите? И все на ответственных постах, – продолжал наступать Салтыков.
Городничий начал снимать с груди салфетку, привставая со стула. Ну, это уж слишком!
– Если бы я был масоном, любезный Михаил Евграфович, – медленно багровея лицом отвечал он, – то не ходил бы до сей поры в штабс-капитанах.