…В отличие от аэроэкспресса, электропоезд шёл со всеми остановками. Но я не жалел, что сел на него. Было интересно и понаблюдать за соотечественниками, и послушать родную речь после многолетнего отсутствия…
Разворачивалось утро. Работяги ехали в столицу на труды праведные, а некоторые, совершенно точно, и на не праведные, ибо на правде далеко не уедешь… Сразу обращала на себя внимание приличная одежда работяг: ни рванины, ни грязных штанов, ни полуразвалившейся обуви… – «Забогател народ!» – порадовался я на соотечественников.
После Южной Америки в вагоне показалось тихо. (У нас кричат – уши затыкай, что я и делаю.) Только временами кто-то редко и негромко перетявкивался. – «Беззлобно! – отметил я и удивился: «куда что девается?» – Ощущалось, злобы в соотечественниках явно поуменьшилось. Слова же были понятны не все. Но даже привычные не всегда выстраивались в моём восприятии в смысловой ряд.
«Всё меняется, – подумал я и вздохнул. – Никуда не денешься. Язык так же текуч, как и вода в речке. Называется он „речкой“ по-старому, как и тысячу лет назад. А вот водица-то в иней уже очень и очень не та-а-а… Не понюхаешь без противогаза, а уж пить – ха-ха-ха, сами пейте, а я воздержусь: себя уважаю…» Впрочем, уважать хоть себя, хоть кого другого нынче не принято. И я, будто подражая окружающим, беззлобно ругнулся про себя матом – и как-то сразу вновь почувствовал себя местным. Стало хорошо и спокойно на душе, и я любил всё и вся…
Перед столицей в вагоне набилась, как говорится, полна ж. па огурцов. Мой чемодан доставлял людям некоторое неудобство. Толстая тётка рядом поправила положение.
– Подвинься-ка, дядя, – молвила она грудным голосом, исходившим будто из её огромных сисек. – Давай-дава-ай, – гудели сиськи.
Я мешкал. Тогда тётка размахнулась средней частью своего могучего тела. И я вдавился вместе с чемоданом в стенку вагона, как муха в ветровое стекло несущегося средства передвижения. То есть в родных селениях настоящие женщины не вывелись. «Полезный опыт», – подумал я, выпучив глаза.
От тётки пахло смесью из котлет, редьки и пива, будто пёрнула только что… А, может, и правда? – Дело житейское. А тётка покровительственно покосилась на меня: