Хоромы состояли из сеней, трех комнаток и крохотной кухоньки. Петру было приятно снова видеть знакомую обстановку, вдыхать напоминающие о хороших временах запахи. А пахло тут яблоками из кухни и сухой шерстью от зеленого паласа в зале. Из комнаты, принадлежавшей когда-то будущему студенту «Щуки», тянуло старыми книгами и химическим душком магнитофонной пленки – на большие бобины с лентой он записывал Высоцкого, которого оба тогда боготворили. Удивительно, но все это благоуханье за столько лет не выветрилось.
Варя и Глаша с криками помчались делить территорию. Эсхил оседлал стул в столовой:
– Будем чай пить, Татьяна Владимировна? У нас там с поезда осталось что-нибудь?
Татьяна ушла ставить чайник.
– Тоже актриса? – спросил Петр.
– В «Щуке» и познакомились. Потом вместе в театре служили.
– Ты ведь в «Выдающемся» играл?
– Ну так! С Юрой Филимоновым гримерку делил.
– Да ладно?
– Точно. Татьяна Владимировна! Ты куда фотографии театральные упаковала?! Погоди, Петше…
Эсхил ушел, но быстро вернулся с тяжелым фотоальбомом:
– Вот – это мы с Юрой Филимоновым. Когда я пришел в театр, он уже болел.
– Ты его так и называл – Юра?
– Нет, конечно. По имени-отчеству и на «вы». Это – Сашка Горевой… Дашка Солдатова… А это весь наш курс.
На последней фотографии стояли, сидели и даже лежали те, кого сегодня каждый день показывают по телевизору. Только гораздо моложе.
– Майданников? – удивился Петр.
– Педагог мой.
– Ты говоришь, насовсем приехал – а театр как же?
– Так-то, брат ты мой, следишь ты за успехами друга, – с деланой укоризной нахмурился хозяин дома. – Не любишь ты меня. Не любит он меня, Татьяна Владимировна! – снова крикнул в сторону кухни Христофоридис.
– Мы когда в последний раз виделись-то, Эс! То пересеклись – ты на каникулы приехал, потом через год еще раз, и все. Потом родители твои умерли, ты телефон поменял, мы квартиру продали – и потерялись. В соцсетях тебя нет…
– Да ну их!
– Но мы все, с кем в студию ходили, гордимся тобой. А уж когда «Белоручек и замарашек» по телевизору показали, то вообще!
– Так и испортить человека недолго, – заскромничал Эсхил. – Кого из студийцев-то видишь?
– Генку встречаю – она на радио работает. С Леней случайно сталкиваемся. Толян Кишканов изредка позванивает.
– Хорошо бы собраться. Как они?
– Генка все такая же – хиппует, клюшка. Леня чего-то в пивной компании делает, не знаю толком. Вроде поддать не дурак и по-прежнему идеями фонтанирует. А Толян вообще не просыхает. Говорят, мать валтузит.