По словам мужа, наш брак изжил себя.
Оказывается, для того, чтобы оттарабанить новости с телесуфлёра, Диме необходима муза. Ему повезло, он её нашёл. Вечно весёлую Галочку.
Иногда нужно развестись не с самим человеком, а с твоей иллюзией о нём. Однажды я считала Диму надёжным, любящим и заботливым мужчиной, с которым проживу в согласии всю жизнь.
Думаю об этом, глядя на идеальный профиль мужа, склонившегося над соглашением о разделе имущества. Спорить нам особо не о чем, однако Дима захотел всё оформить официально. Я не против, уже всё подписала. Беру свою часть деньгами. Хлама мне не нужно, а воспоминаний и подавно. Лучше не помнить, как мы прославились в городе, когда мой муж, диктор телевидения, засветился перед камерой в обнимку с любовницей, его ассистенткой.
Так больно об этом думать, что не высказать словами. Свежая, сырая, кровящая боль, словно из меня с мясом вырвали что-то жизненно-важное.
А ведь мы с мужем были идеальной парой… пока не поженились. А потом я не смогла забеременеть, и потекли долгие месяцы печали, очередных попыток завести малыша, разочарований и слёз. Очень быстро стало очевидно, что клятва быть вместе в горести и в радости имела для мужа смысл только наполовину. В радости мы сияли и были счастливы, а после первой же горести мыльный пузырь нашего брака лопнул. Как, впрочем, и мои иллюзии в отношении характера моего мужа.
Мы разводимся культурно: муж забирает квартиру, а я — деньги и чувство собственного достоинства. Всё честно и без скандалов, но как же безумно тяжело! Муж списал меня в утиль как женщину и как человека. Я не вдохновляю его, не могу родить и уже ничем не радую. Превратилась в унылую, бесполезную брюзгу в тридцать пять лет.
– Нет, Дима, я не собираюсь играть на публику, обниматься с тобой и жать руку твоей любовнице. Сам заварил кашу, сам и разбирайся с последствиями.
Подписав соглашение, бывший муж поднимается. Смотрит на меня с брезгливым презрением.
– Ты столько крови мне попортила за годы брака, что могла бы наконец принести хоть какую-то пользу и уйти красиво. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
Каждое слово ударяет в грудь, подталкивая к утёсу отчаяния, с которого слишком легко сорваться.
Говорят, развод как генеральная уборка: тяжело, пыльно, но зато потом дышится легче. Задыхаясь от боли от отчаяния, смотрю на ещё недавно любимого мужчину, которого, как оказалось, совсем не знала, и молюсь о том дне, когда наступит просветление. Когда я смогу дышать свободно.