Олег сжимает мою руку. Помолвочное кольцо, которое подарил мне месяц назад, врезается в кожу.
– Я уже не знаю, как ему объяснять, что можно делать, а что нет. Он что ни сделает, Олег, все не так, как у всех. Как специально.
Тормозим на светофоре и резко оборачивается к Боре.
– Тебе маму не жалко? Она все для тебя делает, старается, а ты так себя ведешь! Тебе нравится маму расстраивать? Она и так работает много. Еще и из-за твоих выходок теперь объяснительные писать!
Боря молчит, сжимает губы.
– У нас зеленый, Олег, – киваю на светофор.
Едем дальше.
– Не ребенок, а наказание какое-то! – бубнит Олег. – Ты когда уже взрослеть будешь, а? – ищет взгляд моего проказника в зеркале заднего вида. – На меня посмотри, – ждет терпеливо. – Я спрашиваю, ты когда маму расстраивать перестанешь?
– Я больше не буду, – сопит Боря.
Если бы это было правдой…
Я уже этих “извини” и “не буду” миллион раз слышала.
Хоть бы кто на него повлиял.
Я украдкой смотрю на Борю. Он не спорит, не защищается. Голову вжимает в плечи и притихает.
– Слушай, у нас в больнице врач есть, детский психиатр. Может, правда, проблема какая. В его возрасте дети должны в машинки играть, мультики смотреть, а не головы в заборы засовывать, как малыши, – снова в зеркало на Борю.
Будто проверяет, слышит он его или нет.
Я не знаю, с одной стороны, хорошо, что он такой любознательный, с другой – я устала. Постоянно в стрессе, что с ним что-то произойдет или он куда-то влезет. Или это накопительный страх, что я боюсь его потерять, как когда-то Никиту.
Мы тормозим возле моего дома.
– Мам, а можно на качели?
– Нет, идем домой. Ты сегодня наказан, – отвечает за меня Олег.
– Олег, подожди, – беру его за руку, – пусть погуляет, я хочу поговорить.
– О чем?
– Наедине.
– Что-то еще случилось?
Киваю.
– Ладно… дуй на качели, – кивает Борьке, – но чтобы там, только сидя, держась руками крепко и никаких выкрутасов и экспериментов.
Борька довольно улыбается и убегает. Уже и забыл, что его ругали десять минут назад. Но также быстро он забывает свои обещания вести себя хорошо.
– Что, Кир?
– Это же ты тогда мне показал похоронку на Никиту.
– Да, – лицо Олега меняется, черты заостряются, губы сжимаются. А что?
– Откуда ты ее взял?
– Так… в почтовом ящике была. Бросили. С документами. А что?
– Никита жив.