Придя на работу, я сразу же позвонила своей приятельнице Вере Б. Я знала, что на большие церковные праздники она куда-то уезжала – в какое-то святое место, но куда и зачем – меня тогда не интересовало. Звоню ей и говорю: «Ты должна отвезти меня в монастырь». Отвечает: «Откуда ты взяла, что я могу выполнить твою просьбу? Это первое, а второе – о таких вещах по телефону не говорят». Как пробыла я этот день на работе, не знаю. В 5 часов я была уже на работе у Веры. Такое мое поведение удивило ее. Я же о своем состоянии ей ни слова не сказала, одно только просила, чтобы она поехала со мной. И, наконец, получила согласие. <…>
17 января 1955 года мы вступили в святую обитель. У Лазаревской церкви Вера оставила меня на тропинке обождать, пока она отнесет чемодан на скотный двор к тете Саше, чтобы не тащиться с ним в церковь. Было 5 часов 30 минут утра. И вот, когда я осталась одна, тут-то я вдруг воочию увидела Михайловский собор, который видела во сне еще в 1935 году и который все эти годы искала!
После службы сразу же пошли к отцу Симеону. Тогда паломников было немного, и в тот день, по Промыслу Божию, только мы с ней вдвоем и оказались у него. Входим в келью к батюшке. Вера первая подходит к нему под благословение. Он же ее благословляет, а смотрит на меня и говорит: «Вот и приехала, слава Богу». Подхожу я – благословил, взял за подбородок, поднял вверх мою голову, пристально смотрит в глаза и говорит: «Ну, вот и приехала… Да, смотри-ка, все та же: глаза, лоб, нос – да, все то же, совсем не изменилась!»
Это было уж слишком для меня – резко говорю: «Вы ошиблись, я никогда не была у вас и не знаю вас». Он же, не обращая внимания на мою вспышку, спокойно, с любовью, говорит Вере: «Идите, попейте чайку, а потом сразу же по одной зайдите ко мне». Но мне уже не хотелось заходить к нему, и я говорю Вере: «Ты как хочешь, а я не пойду. Он из ума выжил, с кем-то упорно меня путает». А Вера просит зайти обязательно, говоря, что ей стыдно за мое поведение. Короче говоря, они с матушкой Александрой меня просто втолкнули в келью. Батюшка стоял перед иконами. У порога было два стула; на один из них он предложил мне сесть.
Потом, минуты через три, которые показались мне вечностью, он подошел и сел рядом со мной. Меня терзала мысль: «Как тактичнее уйти?» Не хотелось обижать старца. Сколько длилось наше молчание, сказать трудно; но, наконец, батюшка берет меня за руку и говорит: «Ну что же, доченька, с чего начнем? Отогревать эту рученьку застывшую, или сердце, которое больше заледеневши?» И этого было достаточно. Откуда взялись слезы, но я заплакала и тут же рассказала ему всю свою жизнь…