Зак неожиданно разрыдался и ещё более неожиданно выбрал Университет, а родители, на которых свалилось так много всего за последние несколько месяцев стали смотреть на своего увальня – Зака, выбившегося в такие «выси» совсем другими, круглыми от удивления глазами. Те самые небольшие, но стабильные проценты тоже «капали», что позволяло довольно неплохо жить самому и немного помогать родителям. И все бы было хорошо, но никаких полезных мыслей в голову Зака с тех пор не приходило, хотя учеба давалась не так уж сложно. Спортивная дисциплина и упорство держали его в середине списка студентов, но вверх движение приостановилось, и Зак опасался, что навсегда. Девиз университета «Устоять и преуспеть» он выполнял только наполовину. С преуспеванием – то как раз и наметились проблемы.
Надеяться Заку было не на кого, кроме себя, и он переключил свое внимание на игры и там нашел вход и выход для своей, уже подзабытой бойцовской натуры. Думал, что только для самореализации, но теперь… Мама, вес которой уже перевалил за сто тридцать килограммов, все чаще болела, отец получал скромную пенсию и благодарил небеса, что у них только один сын. Поэтому Зак набычился, а боль в колене только подкрепляла его решимость выиграть во что бы то ни стало.
«Хорёк» Чак
Джо понял, что означал его сжатый кулак, ударивший по подлокотнику кресла, и перевел взгляд на Чака. Чак, который вроде бы дремал неожиданно ответил ему острым блеском своих маленьких, неопределенного цвета глазок и хищно улыбнулся тонкими губами. За которыми блеснули мелкие, острые зубки. Точно, хорёк – повторил про себя кличку Чака Джо и прикрыл глаза. Хорька-Чака никто не любил, а он в ответ всех ненавидел. Исключение в его мире ненависти делалось только для Джо – почти полное, и относительное – для членов команды.
Дело в том, что Джо два года назад спас первокурсника Чака от так называемого «посвящения в студенты». Для всего руководства университета эта веселая для посвящающих и унизительная для посвящаемых процедура была, как они заявляли, забытым пережитком семидесятых. Которую они давно запретили. Святая уверенность американцев, садившихся на высокие посты в том, что раз провозглашено «запрещено», так и, значит, действует, не раз подводила их самих, руководимые ими ведомства, да и всю страну.