Помню, когда я учился в четвертом классе, было какое-то распоряжение правительства, согласно которому семье, в которой было семеро и более детей, давали по двадцать пять тысяч рублей. Узнав об этом, мои родные родители решились переговорить с моими приемными матерью и отцом, чтобы я вернулся к ним на время, дабы они смогли получить эту огромную по тем временам сумму.
Денег тогда практически не было, все работали за трудодни, потому ажиотаж был довольно-таки большой. У Тихоновых, как на грех, было шестеро детей, а меня – седьмого, они, получалось, отдали на воспитание. Родная моя мать Прасковья Семеновна рожала семнадцать раз, но в живых остались только семеро детей вместе со мной.
Мама подумала, посоветовалась с Давыдом и согласилась, поскольку хотела хоть как-то помочь большой семье, которая из-за непутевого отца-картежника еле сводила концы с концами. Она позвала меня и робко, как будто стесняясь, рассказала об этой просьбе Тихоновых. Сказать, что я был в ярости, значит, ничего не сказать. Меня такое предложение возмутило до глубины души!
–– Ты поживешь там пока учишься, ведь от Тихоновых до школы всего три версты, – увещевала меня моя добрая мама. – Глядишь, и нам будет легче. После того, как выплатят эти деньги, ты сразу к нам вернешься и, может быть, Тихоновы про тебя не забудут, дадут денег на новое хорошее пальто, шапку. Будешь у нас, как городской парень одет с иголочки…
Бедная, добрая моя, милая мама! Она все думала, как бы я жил в мире со своими родными, был одет и обут не хуже других. А я знал, что разлука со мной для нее еще большее испытание, чем для меня. Ради матери, только из-за нее, я согласился на этот нечестный эксперимент.
…В отчем доме мне жилось плохо. Я каждый день ждал, когда же Тихоновым выдадут их несчастные двадцать пять тысяч, и я смогу вернуться обратно. Братья и сестры меня не знали, не видели с рождения, потому особых родственных чувств ко мне не испытывали. Старшие нередко меня обижали, а поскольку я и сам не отличался тихим нравом, и всегда мог постоять за себя с кулаками, семейные скандалы случались почти каждый день.
Родная моя мать всегда держалась со мной холодно. Ни разу за то время, что я жил у них, не погладила по голове, не приласкала, не защитила от нападок братьев. Отец, и тот пытался проявлять какую-то суровую заботу, но от него я не принимал никаких знаков внимания.