А потом все изменилось. И возврата к прежнему незнанию не стало.
Так с чего же начался этот самый отсчет начала конца привычной жизни? Когда была пройдена точка невозврата? Я задумалась.
Может, со встречи с Золушкой? Или с моего побега из аула? Или с помойки?
Откинувшись головой на спинку сиденья и прикрыв глаза, я начала вспоминать…
Ночь осеннего равноденствия
Стремглав влетев за угол, я, почти не сбавляя скорости, затравленно оглянулась по сторонам и прямиком что есть мочи рванула в самый темный закуток кирпичного тупика, туда, где у стены темной грудой железа громоздились мусорные баки. И уже там, резко затормозив и одновременно развернувшись на сто восемьдесят градусов, плотно вжалась в холодную и чуть влажную от вечерней сырости кирпичную стену. Затем, лишившись остатков сил, медленно, скользя содранными ладонями рук по кирпичной кладке, сползла на землю. Дыхание сбилось, судорога сводила пересохшее горло, пульс бешено колотился где-то в затылке, крупная дрожь сотрясала все тело, щеки пылали. Опустившись на мокрый асфальт, я как можно плотнее прижала к груди колени и прерывисто всхлипнула. Затем, обхватив их мокрыми, дрожащими руками, опустила на них подбородок и постаралась замереть, немного нервно прислушиваясь к окружающим меня звукам… Так и просидела какое-то время, почти не шевелясь, уставившись в одну точку ничего не видящим взглядом; периодически нервно вздрагивая всем телом. Сидела, стараясь успокоиться и хоть немного выровнять дыхание, которое с таким шумом вырывалось из моих легких, что было практически невозможно услышать что-либо, кроме собственного хрипа. И это несколько нервировало, поскольку не позволяло объективно оценить обстановку и понять: в безопасности ли я?
Кап-кап. С крышки бочка на землю не торопясь падали капли воды. Где-то вдалеке слышался шум трамвая. Звуки поступали несколько рвано: капающую с мусорного бака воду я слышала, шум двигателей проезжающих метрах в трехстах по проспекту машин тоже. А вот вокруг пятачка спасительной тьмы, где я остановила свой бег, вернее, там, где сил мчаться дальше уже не осталось, стояла тишина: не было слышно ни шелеста листьев на окружающих площадку деревьях, ни обычных звуков жилого дома, находящегося примерно в тридцати метрах левее мусорной свалки. Ни-че-го… Тишина. Полная. Что, понятное дело, показалось мне немного странным и заставило не расслабляться. Впрочем, куда уж больше было напрягаться-то?