Все прошло, как и сказал связной. Ко мне подошел взъерошенный студент и предложил купить вчерашнюю газету. Выслушав отзыв, кивнул и, не оборачиваясь, пошел прочь. Я поднялся из-за столика, бросив на него мелочь за горячий шоколад и булочку, и двинулся следом. Держа дистанцию шагов в пятнадцать.
Мы шли, срезая улицы проулками и меняя деловой центр столицы на рыночные ряды. Около получаса шагали. Погода была не по зимнему теплой, и я стал потеть в одежде. Шапку снял с головы и нес в руке уже давно. Наконец, студент свернул к втиснутой между двумя доходными домами одноэтажной халупе, над входом в которую криво висела вывеска. «Гадание и чтение будущего от мадам Буссола». Это, видимо, и было место нашего назначения.
Студент первый раз за всю дорогу обернулся, убеждаясь, что я иду за ним, и вошел в халупу. Я, проверившись, повторил его маневр.
Внутри пахло церковными благовониями, горячим воском, восточными специями и пылью. Подходящие запахи для заведения, в котором читают будущее по руке. От входа в глубину дома вел длинный коридор, освещенный газовыми лампами. Света было немного, но его вполне хватало, чтобы разглядеть двери по обеим стенам. Две слева и две справа. И одна по центру. Которая сейчас качнулась и на миг прижала шинель студента.
«Хорошее местечко! – про себя ухмыльнулся я. – Символичное!»
За дверью находилась большая комната. Без окон, но хорошо освещенная. В домах побогаче этого и при наличии окон такую назвали бы гостиной. Посередине стоял небольшой стол, за которым сидели два человека. Обоих я знал достаточно хорошо. Студента, приведшего меня, здесь не было.
«Вышел через заднюю дверь». – отметил я мимоходом. Хотя двери этой и не увидел. И поприветствовал сидящих:
– Здравствуйте, товарищи.
– Здравствуй, товарищ Серт. – поднялся и протянул мне руку высокий сухощавый мужчина с узким лицом. Он походил на гончего пса, при том что был гладко выбрит и тщательно причесан, да и еще одет в военного кроя пиджак темно-синего цвета. Что-то неуловимое в движениях. Кальвин Шенк, глава Круга ячеек столицы. Скорее политик, чем революционер. Но фигура очень авторитетная в Движении.
Второй мужчина просто кивнул и остался сидеть. Работяга-доходяга, вот так я его назвал, увидев в первый раз. Мелкий, худой, будто его голодом морили с раннего детства. Одни углы. И колючие глаза. Раске. То ли имя, то ли фамилия, а то и вовсе прозвище. Никто доподлинно не знал. А выяснять не пытался. Кому охота ворошить прошлое Отца террора?