– Почему же не решен, Алексей Григорьевич? Деньги в долг дать могу, но только векселей мне не надо.
– Что же ты хочешь, Петр Гордеевич?
Так и сказал в лоб «ты». Чигирев усмехнулся. Вот теперь начинается настоящий разговор, без всяких политесов.
– Лавки в залог.
– Да в своем ли ты уме?
– Да чтобы договор при нотариусе.
– Ну, Петр Гордеевич…
– На меньшее не согласен, Алексей Григорьевич.
– Без ножа режешь! – Рысаков забыл о папиросе, пепел посыпался на брюки, а потом огонек и вовсе обжег пальцы.
Он торопливо затушил папиросу, вскочил на ноги и зашагал по гостиной.
– В Москве все векселями берут. Чем векселя-то плохи?
– Раз все берут, так и просил бы денег в Москве.
– И потом, Прасковья Поликарповна, она против будет.
– А ты разве не хозяин в своем доме, Алексей Григорьевич? – насмешливо поинтересовался Чигирев.
– Не дашь, значит, векселями?
– Не дам.
– Я все верну!
– Ну, ежели вернешь и в том уверен, то какая тогда разница: векселями или под лавки?
– И то верно, – Рысаков продолжал взволнованно ходить по комнате, – но все же…
– А Прасковье Поликарповне можно сказать, что моя мануфактура к следующему лету начнет выпускать французское мыло, и я готов поставлять вам его по наивыгоднейшей цене.
– Обещаешь, Петр Гордеевич?
– Мое слово крепко.
– Надо все обдумать. – Рысаков снова сел и вынул новую папиросу.
– А я не тороплю. – Чигирев позвонил в колокольчик, на который тут же прибежала ключница.
– Звали, батюшка?
– Звал. Принеси-ка нам, Авдотья, наливки и что-нибудь под нее.
– Сейчас, батюшка. – Ключница заторопилась на кухню.
Петр Гордеевич задумчиво разглядывал колокольчик.
– А я вот все театр вспоминаю, – решил сменить тему Рысаков.
– Вот как? – Колокольчик был отставлен в сторону. – И что же?
– Актрисулька та больно хороша. Хоть супруга моя и сказала о ней мало хорошего, но это все женская зависть. Как насчет петербургской сцены – не знаю, далека от нас столица, а вот московской Павлина достойна, очень даже.
Петр Гордеевич усмехнулся:
– Взять с собой думаешь?
– Да я бы взял, но женатый человек есть человек несвободный.
«Особенно если он проигрался», – подумал Чигирев.
Авдотья сама принесла поднос с наливкой, посудой, закуской и накрыла на стол.
Хозяин дома разлил наливку, поднял свою рюмку:
– Будь здоров, Алексей Григорьевич.
– И тебе здоровья, Петр Гордеевич.