Но сегодня, глядя на этот маленький трупик, плавающий в грязной сковородке с водой, я не могу не уронить несколько жалких слезинок в память о былой любовнице. Конечно, я уронил бы себя в ваших глазах, если бы разнылся совсем или не проронил ни капли, но всё дело не в общественном мнении, а действительно в чувствах – чувствах и загадках, которыми облеплено это мокрое дело. Ведь как постичь, что сподвигло её совершить столь опрометчивое самоубийство – а это несомненно было самоубийством, – когда я в свою очередь не удостаивал её официальным отказом и очень даже вероятно, что согласился бы на её предложение, если таковое имелось. Так что, лишив себя жизни, она в некотором роде и меня лишила возможности изменить свою жизнь. В общем, смею заметить, что не в первый раз я притягиваю к себе живое существо, – это происходит со мной постоянно. Стоит мне где-нибудь появиться и… Но дело не в этом, а в том, что уже на следующий день меня начали мучить сомнения – была ли это любовь? – когда в то же время, на том же месте я встретил возможного её любовника.
Это был тот самый отожравшийся соседский таракан. Заметив его, я, охваченный запоздавшей ревностью, хватил его кулаком, и таракан умер на том же месте, где пытался испить воды. Но промотав ситуацию назад, я заметил в своих воспоминаниях, что таракан не столько пытался испить воды, сколько просто сидел и тужился, почему меня и удивило – задней мыслью – то, что он не пытался сбежать. И вот, когда я нанёс удар, тем самым оказав ему помощь, наружу вылезла личинка. Что вкупе со всем остальным наводит меня на мысль, что это был не любовник, а всего лишь родильница, а если это и был любовник, то есть любовница… В общем, выходит, что страдал я совершенно запредельной гомозоофелической любовью.
Мы заняли с ней место в углу вагончика метро, но ненадолго, потому что подошёл парень с красивым моложавым лицом и интеллигентно предупредил, что возможно будет блевать. Мы быстренько метнулись в противоположный угол, так как зазноба моя очень боялось рвотной пищевой массы, а вскоре, уже забыв об угнетённом молодом человеке, я, глядя в её бескорыстные печальные глаза, прошептал нечто вроде слов, – кажется, о любви, ну да, ей показалось, что о любви, а я-то знал точно о чём. И вот она уже, склоняя голову, стеснительно смотрела под ноги и хотела что-то выговорить, как я вдруг тоже склонил голову и увидел, что под подошвы наших ног затекает оранжевая блевотина. Он все-таки решился, но насколько интеллигентно и бесшумно он это сделал? – вот, что поразило меня больше её ответа.