Хватка ослабла, и живой труп (а теперь уже труп окончательно)
завалился всем весом на несостоявшийся обед.
— Люк! Ты живой?
Барти! Какой же ты замечательный, Барти. Так и хотелось это
проорать во все свое уцелевшее горло, но оно выдавило лишь
невнятное сипение.
— Люк? — уже тревожно воззвал Барти.
Торопливые шаги приблизились к машине. Барти ухватил зомби за
ноги и, чертыхаясь, потянул, стягивая того с Люка.
— Ох, Барти! Чертяка ты этакий! Снова я тебе должен. Того и
гляди, придется отдать тебе ранчо.
Голос вернулся, и вместе с ним вернулась жажда и дурное
самочувствие. Но ничто не способно было затмить радости встречи с
соседским мальчишкой, пусть расставание с ним и было рекордно
коротким.
Барти присел рядом с трупом, и с остервенением принялся оттирать
ладони о траву. Когда он освобождал Люка, вытягивая труп из машины,
то ухватил его за голые ноги, в горячке не заметил, что ноги эти от
паха и до пяток в испражнениях. Нещадно и витиевато матерясь,
находя в своем словарном запасе фразы и обороты, о существовании
которых Люк и не подозревал, Барти казалось, пытается путем трения
очистить руки не только от нечистот, но и, как минимум, от
собственной кожи.
— К такой-то матери этот мир, этих тварей, эту дорогу и твое
ранчо, Люк! Я отдам и свое тому, кто мне объяснит — что, черт
возьми, происходит? Что это за люди-уроды? Откуда это все?
Люк выбрался из салона форда. До парня наконец дошло, что
происходящее вокруг ничто иное как реальность. Тупая, идиотская,
непонятная и страшная реальность. Не компьютерная игра, где есть
возможность сохранения и в случае неудачи остается шанс на
прохождение заново. Только что, минуту тому назад, Барти
представлял собой крутого парня, способного вынести мозги кому
угодно, кто посмеет угрожать ему, или его попутчику. Теперь же на
траве, перед Люком сидел простой испуганный мальчишка.
— Ты же сам говорил, что это судный день. Пусть так и будет. Нам
некому помочь и объяснить. Что теперь — головой биться о стену?
— Нет никакого судного дня, Люк! Нет! Для того, что бы был
судный день, необходим судья. Судья — бог. А я смотрю на все это,
вспоминаю родителей… Нет никакого бога, а значит и судного дня
нет.
Барти тяжело поднялся и побрел к машине, оставленной на дороге.
Пошел не оглядываясь на Люка. Ему не нужны объяснения, он для себя
уже все решил. Ружье он не поднял, но ремень не отпустил, и теперь
оно волочилось за ним, постукивая по пяткам.