– То есть, как я поняла, не иметь мнения, отличного от взглядов работодателей? Если честно, я немного ошарашена. И кто же управляет таким научным сообществом, не позволяя открыто выражать альтернативную точку зрения?
– Инерция. Самое простое объяснение. Получая хорошие деньги и почести, люди присиделись на своих теплых местах и не хотят ничего менять.
– И только?! – Александра была разочарована.
– Это очень трудный процесс преодолевать собственную убежденность и отказываться от базовых представлений. Если что-то не работает, что согласно правильной теории, просто обязано работать, то подобный эксцесс оказывает на людей колоссальное травмирующее воздействие. Признавать ошибки никто не любит.
– Но именно эти люди решают, как и что думать остальным?
– Вы задаете опасные вопросы, моя прелестница. Как-то однажды Андре Моруа спросили: Кто, по-вашему, больше изменил ход истории, Наполеон или Цезарь? На что французский писатель ответил: С тех пор как существует цивилизация, никто так не изменил ход истории как историки. Я, конечно, не специалист в технических дисциплинах, но вот все, что связано с антропологией, англосаксами приватизировано на корню. Смитсоновский институт – это такая черная дыра, где исчезают все неудобные кости и артефакты. Только у американцев есть монополия на интерпретацию непериодических явлений. Пробиться с идеями, противоречащими установленным парадигмам, и при этом не подвергнуть себя остракизму, невозможно в принципе. Существует масса феноменальных открытий непонятного происхождения, которые официальная наука не знает, как трактовать. А встроить их в официальную научную модель не получается. Проще умолчать. Вот поэтому информация о таких находках до общественности и не доходит.
– Например?
– Да вот хотя бы, откуда черпал энергию Никола Тесла для электромобиля без внешнего источника электроэнергии? А вазы Древнего Египта из порфира, гранита или базальта с бороздами механической обработки? По шкале Мооса крепче их только алмаз. Парадокс в том, что наиболее впечатляющие экспонаты относятся к самому раннему периоду древнеегипетской цивилизации. Такое впечатление, что фрезерный станок изобрели значительно раньше гончарного круга. У древнего кроманьонца вес мозга был один килограмм семьсот пятьдесят грамм. У современного человека – килограмм четыреста пятьдесят, максимально. Что перед нами – эволюция или инволюция? Куда делись триста грамм? А это критическая величина. Это тот объем, который разделяет человека и животного. Академическая среда всеми силами пытается не слышать подобных вопросов.