Ясное солнышко - страница 4
Обе девочки слушались пятилетнюю сестру беспрекословно: она была точно большая. Утром она помогала им мыться, придумывала игры, рассказывала фантастические сказки, самою сочиненные, и на крик в детской прибегала первая, чтобы разнять ссорившихся или помочь в беде.
Лёля выговаривала сестрам серьезно и внушительно:
– Очень стыдно, Зинаида, толкаться… Смотри, как она, маленькая, ушиблась… Ей больно! Никто тебя любить не будет… Мамочка услышит, рассердится…
– А зачем она… зачем схватила мою коробку… – оправдывалась беленькая Зина, говорившая скоро и шепеляво. – Зачем она мою коробку разорвала… – и малютка со слезами на глазах показывала ободок от коробки.
– Глупенькая ты еще! – улыбалась Лёлечка. – Все-таки драться и толкаться не смеешь. Могла бы сказать няне, мне или мамочке. И где это ты выучилась?! Миритесь сейчас и играйте хорошо.
Девочки целовались и наступала тишина.
Отец требовал, чтобы дети сидели за столом смирно, не разговаривали со старшими и ели аккуратно. Он очень уставал, работая целыми днями, и полнейшая тишина за обедом – была его маленькая слабость.
Перед обедом мама или еще чаще Лёлечка напоминали младшим девочкам, чтобы они сидели смирно, не разговаривали, не шалили и не беспокоили папу.
Резвым девочкам, особенно вертлявой Зинаиде, трудно было высидеть час смирно, и уже через несколько минут маме приходилось брать из ее руки то ложку, то вилку, удерживать под столом ее ноги.
Мама смеялась, а Лёля с сестрами охватывали ее за шею и начинали громко целовать.
Надо было видеть, как волновалась тогда Лёля, сидя напротив сестер: она то пожимала плечами, то делала большие строгие глаза, то качала головой – лишь бы заставить их остановить шалости. Дети, заметив ее многозначительные знаки, на время затихали.
Случалось иногда, что которая-нибудь из младших девочек вела себя за столом так дурно, что отец порывисто вставал, брал ее за руку и выпроваживал. «Ты не хочешь сидеть как следует и мешаешь другим, ну, так уходи в детскую и обедай одна!» – говорил он.
У Лёли на глазах навертывались слезы: от жалости к наказанной и от обиды, что та огорчила папу.
Лёля горячо и свято любила своих родителей, и доказывала это и словами, и ласками, и делом.
– Зинаида, ты к мамулиньке становишься спиной! – с ужасом замечала Лёлечка, как будто и в этом для нее было что-то ужасное.