– Пойитические пыаститутки… – выкрикивал оратор и следом в адрес изменников неслись проклятия вперемешку с требованием отдать власть в руки прогрессивных сил.
Перед каждой новой фразой мужчина останавливался, вскидывал голову и в глазах его, как у пришпоренного конька-горбунка, вспыхивала решимость. Необстрелянное митинговое пополнение слушало дерзкие речи, восторженно принимало их и зычно подбадривало картавого оратора:
– Во даёт!
– Наш человек!
– Долой!
Однако интерес к говоруну вскоре пропадал. Кого-то не устраивало, что правду-матку режет персонаж весьма сомнительный, не стоящий внимания; а кто-то собственным нутром успевал прочувствовать, как в опасной близи раскручивается, словно воронка на воде, самостоятельная, непонятная и судорожная стихия, способная, при роковом стечении обстоятельств, вобрать в себя их легковерные души и утащить в бездну гибельного водоворота.
Некрасивая девушка в симпатичной шапочке и зябкой куртёнке восхищенно следила за шаманскими танцами, внимала каждому слову мистического персонажа. Сама она держала в руке карикатурный портрет главного узурпатора, чей лик, стараниями неизвестного художника, был втиснут в округлость дорожного знака «Остановка запрещена». – Совершенно замечательно. Браво! Посмотри, посмотри, – толкала она в бок своим острым локотком долговязого спутника. – Каким замечательно смелым нужно быть.
– Это Семён. Не пропускает ни один митинг. Его среди нас Лениным кличут. Всех костерит, обзывает политическими проститутками. Малость придурковатый, но беззлобный, – низко склонившись над соратницей, пояснил юноша.
Ему было приятно проявить осведомлённость. Довольный собой, молодой человек пружинисто выпрямился и с хрустом в плече выбросил вверх сжатую в кулак руку.
– Даёшь демократию! – раздался в толпе его ломкий голос.
Призыв взлетел над россыпью голов-горошин и тут же запутался в многоцветных стягах знаменосцев, прибывших накануне на заказных автобусах.
Девушка наградила долговязого восторженным взглядом. Ей и самой до слёз хотелось, чтобы скорей наступила замечательная пора. Она вскинула свою тоненькую ручонку, но, так и не придумав, что лучше всего крикнуть в поддержку законного требования, опустила кулачек и восхищённо прошептала:
– О-бал-деть.
«Народу-то сколько. И всё подваливают, подваливают хорьки», – бурчали правоохранители из оцепления и хмуро поглаживали новые резиновые дубинки, выданные накануне по случаю праздника свободного волеизъявления. Лоснящиеся каски полицейских очерчивали периметр площади, а на подступах к ней обозначали коридоры, по которым, как горячая кровь по венам, растекались всё прибывавшие и прибывавшие люди, насыщая собой митинговую плоть.